Это был подвижной, беспечный молодой человек. Привлекательные серые
глаза, неотразимая улыбка, смуглое — или очень загорелое — лицо и
огненно-рыжие волосы, такие рыжие, каких в этих местах еще никогда не
видали. По-испански он говорил так же хорошо, как и по-английски; в кармане
у него серебра было вдоволь, и скоро он сделался желанным гостем повсюду. У
него была большая слабость, к vino blanco (1), и скоро весь город узнал, что
он один может выпить больше, чем любые три человека в Коралио. Все звали его
Дикки; куда бы он ни пришел, всюду встречали его веселым приветом — все, в
особенности местные жители, у которых его изумительные рыжие волосы и
простота в обращении вызывали восторг и зависть. Куда бы вы ни пошли, вы
непременно увидите Дикки или услышите его искренний смех; вечно он был
окружен, толпой почитателей, которые любили его и за хороший характер и за
то, что он охотно угощал белым вином.
Много было толков и догадок, зачем он приехал сюда, но вскоре все стало
ясно: Дикки открыл лавочку для продажи сластей, табака и различных индейских
изделий — шелковых вышивок, туфлей и плетеных камышовых корзин. Но и после
этого он не переменил своего нрава: день и ночь играл в карты с comandante,
с начальником таможни, шефом полиции и прочими гуляками из местных
чиновников.
Однажды Дикки увидел Пасу, дочь мадамы Ортис; она сидела у боковой
двери отеля де лос Эстранхерос. И в первый раз за все время своего
пребывания в Коралио Дикки остановился как вкопанный, но сейчас же снова
сорвался с места и кинулся с быстротою лани разыскивать местного франта
Васкеса, чтобы тот представил его Пасе.
Молодые люди называли Пасу «La Santita Naranjadita». Naranjadita
по-испански означает некоторый оттенок цвета. У англичан такого слова нет.
Описательно и приблизительно мы могли бы перевести это так: «Святая с
замечательно-прекрасно- деликатно-апельсинно-золотистым отливом». Такова и
была дочь мадамы Ортис.
Мадама Ортис продавала ром и другие напитки. А ром, да будет вам
известно, компенсирует недостатки всех прочих товаров. Ибо не забывайте, что
изготовление рома является в Анчурии монополией правительства, а продавать
изделия государства есть дело вполне респектабельное. Кроме того, самый
строгий цензор нравов не мог бы найти в учреждении мадамы Ортис никакого
изъяна. Посетители пили очень робко и мрачно, как на похоронах, ибо у мадамы
было такое старинное и пышное родословное дерево, что оно не допускало
легкомысленных шуток даже у сидящих за бутылкою рома. Разве она не была из
рода Иглесиа, которые прибыли сюда вместе с Пизарро? И разве ее покойный
супруг не был comisionado de caminos y puentes (2) во всей этой области?
По вечерам Паса сидела у окна, в комнатке рядом с распивочной, и сонно
перебирала струны гитары.
И вскоре в эту комнатку по двое, по трое входили
молодые кабаллеро и садились у стены на стулья. Их целью была осада сердца
молодой «Santita». Их система (не единственная и, вероятно, не лучшая в
мире) заключалась в том, что они выпячивали грудь, принимая воинственные
позы, и выкуривали бездну папирос. Даже святые с золотисто-апельсинным
отливом предпочитают, чтобы за ними ухаживали как-нибудь иначе.
Донья Паса заполняла периоды отравленного никотином молчания звуками
своей гитары и с удивлением думала: неужели все романы, которые она читала о
галантных и более… более осязательных кавалерах, — ложь? Через
определенные промежутки времени в комнату вплывала из пульперии мадама;
что-то в ее взгляде вызывало жажду, и тогда слышалось шуршание
накрахмаленных белых брюк, — это один из кабаллеро направлялся к стойке.
Что рано или поздно на этом поприще появится Дикки Малони, можно было
предсказать с полной уверенностью. Мало оставалось дверей в Коралио, куда бы
он не совал свою рыжую голову.
В невероятно короткий срок после того, как он впервые увидел Пасу, он
уже сидел с нею рядом, у самой качалки, на которой сидела она. У него были
свои собственные правила ухаживания за молодыми девицами: молчаливое сидение
у стены не входило в его программу. Он предпочитал атаку на близкой
дистанции. Взять крепость одним концентрированным, пылким, красноречивым,
неотразимым штурмом — такова, была его боевая задача.
Род Пасы был один из самых аристократических и горделивых во всей
стране. Кроме того, у нее были и большие личные достоинства — два года,
проведенные ею в одном новоорлеанском училище, поставили ее значительно выше
заурядных коралийских девиц. Она требовала от судьбы гораздо больше. И все
же она покорилась первому попавшемуся рыжему нахалу с бойким языком и
приятной улыбкой, потому что он ухаживал за нею как следует.
Вскоре Дикки повел ее в маленькую церковку, тут же на площади, и ко
всем именам Пасы прибавилось еще одно: «миссис Малони».
И вот довелось ей — с такими кроткими, святыми глазами, с фигурой
терракотовой Психеи — сидеть за покинутым прилавком убогой лавчонки, покуда
ее Дикки пьянствовал и разгильдяйничал со своими беспутными приятелями.
Женщины, как известно, по природе бессознательно склонны к добру, и
потому все соседки с большим удовольствием стали запускать в нее шпильки и
колоть ее поведением ее молодого супруга. Она обратилась к ним с прекрасным
и печальным презрением.
— Вы, коровы, — сказала она им ровным, хрустально-звенящим голосом. —
Что вы знаете о настоящем мужчине? Все ваши мужья — maromeros (3). Они
годятся лишь на то, чтобы свертывать себе в тени папироски покуда солнце не
припечет их и не выгонит вон. Они, как трутни, валяются у вас в гамаках, а
вы причесываете их и кормите свежими фруктами.