Он направился к письменному столу,
чтобы достать обезьяне орешков. Шаря в полутьме, его рука наткнулась на
бутылку. Он отпрянул, словно дотронулся до холодного, круглого тела змеи.
Он совсем забыл, что существует бутылка.
Он зажег лампу и стал кормить обезьянку. Потом очень старательно
закурил сигару, взял в руки бутылку и пошел по дорожке к берегу. Была луна,
море сияло. Ветер переменился и, как всегда по вечерам, дул с берега.
Приблизившись к самой воде, Джедди размахнулся и швырнул бутылку далеко
в море. На минуту она исчезла под водой, а потом выпрыгнула, и ее прыжок был
вдвое выше ее собственной вышины. Джедди стоял неподвижно и смотрел на нее.
Луна светила так ярко, что ему было ясно видно, как она прыгает по мелким
волнам — вверх и вниз, вверх и вниз. Она медленно удалялась от берега,
вертясь и поблескивая. Ветер уносил ее в море. Вскоре она превратилась в
блестящую точку, то исчезающую, то вновь появляющуюся, а потом ее тайна
исчезла навеки в другой великой тайне: в океане. Джедди неподвижно стоял на
берегу, курил сигару и смотрел в море.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
— Симон! О Симон! Проснись же ты, Симон! — орал чей-то звонкий голос у
края воды.
Старый Симон Крус был метис, рыбак и контрабандист, живший в хижине на
берегу. Он только что вздремнул, и вот его будят.
Он вышел из хижины и увидел своего знакомого, младшего офицера с
«Валгаллы», только что причалившего в шлюпке к берегу. Его сопровождали три
матроса.
— Вставай, Симон! — крикнул офицер, — и разыщи доктора Грэгга, или
мистера Гудвина, или кого другого из приятелей мистера Джедди и тащи их
поскорее сюда.
— Святители небесные! — воскликнул сонный Симон. — Не случилось ли с
консулом беды?
— Он под этим брезентом, — сказал офицер, указывая на свою шлюпку. —
Еще немного, и был бы утопленником. Мы увидели его с судна, за милю от
берега;
он плыл, как сумасшедший, за какой-то бутылкой… но бутылка уплывала
все дальше. Мы спустили ялик — и к нему. Казалось, что вот-вот он поймает
бутылку, нужно было только руку протянуть, но тут он ослабел и погрузился в
воду. Хорошо, что мы подоспели вовремя. Может быть, он еще жив, но тут нужен
доктор, — это уж ему решать.
— Бутылка? — сказал старик, протирая глаза. Он еще не совсем проснулся.
— Где бутылка?
— Плывет где-нибудь там, — сказал моряк, тыкая большим пальцем по
направлению к морю. — Да проснись же ты, Симон!
———————————————————
1) — Младенцев (испан.).
2) — Лотос — символ забвения всех печалей.
3) — Авалон — блаженная страна, куда, по кельтской мифологии,
отправляются души убитых героев.
4) — Постепенно затихающий звук (итал.).
5) — Ласточка (испан.).
III
Смит
Гудвин и пылкий патриот Савалья сделали все возможное, чтобы не дать
президенту Мирафлоресу скрыться. Они послали надежных людей в Солитас и
Аласан, чтобы предупредить тамошних вожаков о побеге и выставить патрули,
которые должны были сторожить побережье и во что бы то ни стало арестовать
президента и его прекрасную подругу, если они появятся на берегу. После
этого оставалось только позаботиться об установлении таких же наблюдательных
постов вокруг Коралио и ждать, чтобы птицы прилетели. Силки были расставлены
отлично. Дорог было так мало, количество мест, где можно было отчалить от
берега, было так ограничено, все эти места были под такой сильной охраной,
что показалось бы чудом, если бы из этой сети ускользнуло столько
анчурийского достоинства, анчурийской романтики и денег. Президент,
несомненно, сделает попытку достигнуть берега тайно; втихомолку попробует он
пробраться на корабль в каком-нибудь укромном местечке.
На четвертый день после того как пришла телеграмма, трижды закричала
сирена, и в водах Коралио бросил якорь норвежский пароход «Карлсефин». Он не
принадлежал фруктовой компании «Везувий», а действовал, как: дилетант,
работая на мелкую торговую фирму, которая была слишком ничтожна, чтобы
соперничать с компанией «Везувий». Рейсы «Карлсефина» зависели от состояния
рынка. Иногда он регулярно курсировал между Новым Орлеаном и Центральной
Америкой, а потом отправлялся в Мобил или в Чарлстон, а то и в Нью-Йорк,
смотря по тому, где повышался спрос на фрукты.
Гудвин бродил по берегу с обычной толпой ротозеев, собравшихся
посмотреть на новоприбывшее судно. Теперь, когда каждую минуту можно было
ждать беглеца- президента, требовалась строгая, неослабная бдительность.
Каждое судно, появившееся у берегов, можно было рассматривать как
«потенциальное орудие бегства; даже шлюпки и тузики, составлявшие флотилию
города, были взяты под сильнейшее подозрение. Гудвин и Савалья незаметно
обследовали всю свою сеть, проверяя, нет ли где порванной петли, откуда
могла бы ускользнуть их добыча.
Таможенные чиновники важно уселись в казенную шлюпку и поплыли к
«Карлсефину». Пароходная шлюпка привезла на берег комиссара с бумагами,
увезла с собой карантинного доктора с зеленым зонтиком и больничным
термометром. Потом чернокожие начали нагружать на свои плоскодонки гроздья
бананов, сложенные на берегу большими грудами, и отвозить их на пароход. Так
как пассажиров на этом пароходе не было, власти скоро покончили со всеми
формальностями.