Два дня подряд Паса приходила к нему в урочное время и приносила
поесть. Всякий разгон спрашивал ее с большим волнением, не получено ли по
почте какое-нибудь письмо или, может быть, пакет, и всякий раз она грустно
качала головой.
На утро третьего дня она принесла только маленькую булочку. Под глазами
у нее были темные круги. По внешности она была так же спокойна, как всегда.
— Клянусь чертом, — воскликнул Дикки, — это слишком постный обед,
muchachita (5). Не могла ты принести своему мужу чего-нибудь повкуснее,
побольше?
Паса посмотрела на него, как смотрит мать на любимого, но капризного
сына
— Не надо сердиться, — сказала она тихим голосом, — завтра не будет и
этого. Я истратила последний centavo.
Она сильнее прижалась к решетке.
— Продай все товары в лавке, возьми за них, сколько дадут.
— Ты думаешь, я не пробовала? Я хотела продать их за какие угодно
деньги, хоть за десятую долю цены. Но никто не дает ни одного песо. Чтобы
помочь Дикки Малони, в городе нет ни реала.
Дикки мрачно сжал зубы.
— Это все comandante, — сказал он. — Это он восстанавливает всех против
меня. Но подожди, подожди, когда откроются карты.
Паса заговорила еще тише, почти шепотом.
— И слушай, сердце моего сердца, — сказала она, — я старалась быть
сильной и смелой, но я не могу жить без тебя. Вот уже три дня…
Дикки увидал, что в складках ее мантильи слабо блеснула сталь. Взглянув
на него. Паса впервые увидала его лицо без улыбки — строгое, выражающее
угрозу и какую-то непреклонную мысль. И вдруг он поднял руку, и на лице у
него опять засияла улыбка, словно взошло солнце. С моря донесся хриплый рев
пароходной сирены. Дикки обратился к часовому, который шагал перед дверью.
— Какой это пароход?
— «Катарина».
— Компании «Везувий»?
— Несомненно.
— Слушай же, picarilla (6), — весело сказал Дикки. — Ступай к
американскому консулу. Скажи ему, что мне нужно сказать ему несколько слов.
И пусть придет сию минуту, не медля. Да смотри, чтобы я больше не видал у
тебя таких замученных глаз. Обещаю тебе, что сегодня же ночью ты положишь
голову на эту руку.
Консул пришел через час. Подмышкой у него был зеленый зонтик, и он
нетерпеливо вытирал платком лоб.
— Ну, вот видите, Малони, — сказал он раздраженно. — Вы все думаете,
что вы можете сколько угодно скандалить, а консул должен вызволять вас из
беды. Я не военное министерство и не золотой рудник. У этой страны, знаете
ли, есть свои законы, и между прочим у нее есть закон, воспрещающий вышибать
мозги из регулярной армии. Вы, ирландцы, вечно затеваете драки. Нет, я ничем
не могу вам помочь. Табаку, пожалуй, я пришлю… или, скажем, газету…
— Несчастный! — сурово прервал его Дикки.
..
— Несчастный! — сурово прервал его Дикки. — Ты не изменился ни на йоту.
Точно такую же речь, слово в слово, ты произнес и тогда, когда — помнишь? —
на хоры нашей церковки забрались гуси и ослы старика Койна и виновные в этом
деле хотели спрятаться у тебя в комнате.
— Боже мой! — воскликнул консул, быстро поправляя очки. — Неужели вы
тоже окончили Иэльский университет? Вы тоже были среди шутников? Я не помню
никого такого рыж… никого с такой фамилией — Малони. Ах, сколько бывших
студентов упустили те возможности, которые им дало образование! Один из
наших лучших математиков выпуска девяносто первого года продает лотерейные
билеты в Белисе. В прошлом месяце сюда заезжал один человек, окончивший
университет Корнелла. Теперь он младший стюард на пароходе, перевозящем
птичий помет, гуано. Если вы хотите, я, пожалуй, напишу в департамент,
Малони. Также, если вам нужен табак или, скажем, газеты…
— Мне нужно одно, — прервал его Дикки, — скажите капитану «Катарины»,
что Дикки Малони хочет его видеть возможно скорее. Скажите ему, что я здесь.
Да поживее. Вот и все.
Консул был рад, что так дешево отделался, и поспешил уйти. Капитан
«Катарины», здоровяк, родом из Сицилии, скоро пробился к дверям тюрьмы, без
всякой церемонии растолкав часовых. Так всегда вели себя в Коралио
представители компании «Везувий».
— Ах, как жаль! Мне очень больно видеть вас в таком тяжелом положении,
— сказал капитан. — Я весь к вашим услугам, мистер Малони. Все, что вам
нужно, будет вам доставлено. Все, что вы скажете, будет сделано.
Дикки посмотрел на него без улыбки. Его красно-рыжие волосы не мешали
ему быть суровым и важным. Он стоял, высокий и спокойный, сомкнув губы в
прямую горизонтальную линию.
— Капитан де Люкко, мне кажется, что у меня еще есть капиталы в
пароходной компании «Везувий», и капиталы довольно обширные, принадлежащие
лично мне.
Еще неделю назад я распорядился, чтобы мне перевели сюда некоторую
сумму немедленно. Но деньги не прибыли. Вы сами знаете, что необходимо для
этой игры. Деньги, деньги и деньги. Почему же они не были посланы? Де Люкко
ответил, горячо жестикулируя:
— Деньги были посланы на пароходе «Кристобаль», но где «Кристобаль»? Я
видел его у мыса Антонио со сломанным валом. Какой-то катер тащил его за
собой на буксире обратно в Новый Орлеан. Я взял деньги и привез их с собой,
потому что знал, что ваши нужды не терпят отлагательства. В этом конверте
тысяча долларов. Если вам нужно еще, можно достать еще.
— Покуда и этих достаточно, — сказал Дикки, заметно смягчаясь, потому
что, разорвав конверт, он увидел довольно толстую пачку зеленых, гладких,
грязноватых банкнот.
— Зелененькие! — сказал он нежно, и во взгляде его появилось
благоговение. — Чего только на них не купишь, правда, капитан?
— В свое время, — ответил де Люкко, который был немного философом, — у
меня было трое богатых друзей.