Лютый поднял на меня больные, воспаленные глаза. Рассиживаться было некогда, над пустыней сгущались тени. Скоро призраки появятся… а в таком состоянии Ом неизвестно какую реакцию мог выдать. Я встал и подхватил его:
— Пошли, капрал. Раньше выйдем — раньше полегчает.
Не тут-то было. После своей печальной исповеди полукровка твердо вознамерился отдать Лугу душу. Хотя на что Лугу такая озлобленная душа? На повышенных тонах Ом потребовал, чтобы я оставил его помирать спокойно, а сам шел своей дорогой.
Хотя на что Лугу такая озлобленная душа? На повышенных тонах Ом потребовал, чтобы я оставил его помирать спокойно, а сам шел своей дорогой. Ну, тут я ему был не помощник. У него свои счеты с судьбой, у меня свои. Пришлось опять вырубить и взвалить на плечи его обмякшее тело. Идти, понятно, стало вдвойне тяжелей. А тут и призраки подоспели:
— Умри… умри… умри…
— Дай… дай… дай…
— Отец… отец…
И все в таком духе. Амулет потеплел, а я шел и тихо радовался, что Лютый всего этого не слышит. Сам я с этакой ношей на спине бегать по пустыне за прозрачным хороводом не мог, да и призывы эти уже приелись. Так что, когда один из призраков вдруг отчетливо произнес:
— Слава Лугу, вы живы, Рик! — я не сразу даже обратил внимание.
Передо мной стоял Дрианн. Перепуганный, глаза бешеные, но ничего, держался.
— Он здесь!
К нам подбежали Зарайя и Бил. Приняли на свои плечи висящего без чувств Лютого.
— Что, тоже Дэви покусала?
Так вот, оказывается, что это за тварь была… Я поплелся вслед за капралами туда, где в вечерней синеве взблескивали далекие всполохи костра.
— А у нас-то что творилось! — на ходу рассказывал Зарайя. — Как вы исчезли — мы не заметили. Спохватились, на поиски собрались, а тут… Дэви этих — целая рота! Налетели — и давай телесами трясти! Солдаты за ними, как кобели! Разбежались, кто куда…
— Что, все? — ужаснулся я.
— Не, — гордо произнес Бил, демонстрируя деревянный кружок. — У кого амулеты были, те первое время сдерживались. А уж потом увидели, что это за бабы такие, и что они творят.
— Но какие красивые — мечтательно протянул Дрианн.
Ясно, у этого все красивые: и тролли, и гоблины, и нечисть всякая.
— Мастер Триммлер молодец, — одобрил Зарайя. — Вскочил — и ну топором махать. Машет и орет: «Бошки им рубите!» С десяток, наверное, перекрошил. Потом и мы подтянулись…
— А потом пошли солдат собирать, — вздохнул Бил. — Двоих гадюки насмерть высосали.
— Капралы все целы?
— Живы, да не целы. Добба, Сайма и Флиннела хорошо покусали, Йоку грудь расцарапали, Эцони ухо чуть не отгрызли… Эх… Ну, ничего, гном их всех живо подлечил, — повеселел Зарайя.
У костра мастер Триммлер пользовал увечных. Вокруг него расположилось десятка два воинов разной степени покусанности. Были среди них и капралы, вполне живые и даже веселые.
— Клади сюда! — деловито распорядился гном, раскаливая на огне лезвие широкого ножа. — Они, Дэви эти, видимо, при укусе что-то в ранку впрыскивают. Слюна у них ядовитая, вот кровь и не останавливается. Похоже на укус тоннельного упыря. Нас с детства учат, как в таких случаях поступать. Этот вот много крови потерял…
Мастер Триммлер приложил раскаленный нож к ране на шее Ома. Раздалось мерзкое шипение, запахло горелым мясом. Я отвернулся, разыскал свой мешок и вытащил банку с заживляющей мазью. Ее оставалось совсем немного. Эх, мне бы лабораторию сейчас! Я бы ведро этого зелья наделал.
Так мы с гномом на пару и занимались целительством.
— Мастер Триммлер, — спросил я, обрабатывая царапины последнего страждущего, — а что, вы сами-то… совсем не захотели… Дэви этих?
— Ха! — фыркнул тот.
— Что я, титек не видел, что ли? У нас в Гольтенвейер все бабы ядреные!
В душе позавидовав горному народу, я отправился спать. Впрочем, думаю, дело обстояло гораздо проще: гномы обладают меньшей чувствительностью к магии, во всяком случае, нужно нечто большее, чем такие вот примитивные чары, чтобы сбить их с толку. Сил хватило лишь на то, чтобы выбрать удобный барханчик и завернуться в плащ. Закрыв глаза, я с наслаждением приготовился провалиться в сон. Лагерь постепенно затихал, задремывал и я… Но ненадолго! Вы угадали, конечно, это была она, проклятая… обратная тяга. Я вскочил на ноги, озираясь в поисках кайлара. Тянуло явно от костра, где сидели Давин и Зарайя, добровольно вызвавшиеся постоять на часах. Впрочем, рассмотреть, кто из них колдует, я не успел: под ноги шмыгнуло что-то, чернее самой ночи, и обвилось вокруг сапога. Тут же откуда-то из воздуха, шипя, сверзился Бродяга и сцепился с тенью, по форме похожей на змею. Оторвав ее от моей ноги, он покатился с ней в обнимку по песку, и похоже, перевес был не на стороне демона. Я соорудил первое, что пришло в голову. По странной случайности, это была «Утренняя роса». Что к чему? Сам не понял. Над дерущимися повисло крохотное жемчужное облачко, вскоре рассыпавшееся перламутром капель. Удивительно, но змея исчезла.
— Интуитивно сработано, барон, — отряхиваясь, то ли похвалил, то ли упрекнул Артфаал. — Что не выносит заклятие Змеи-сухотки, так это воду.
Но я уже не слушал его, а несся к костру, предвкушая момент истины. Добежал и остановился в отупении: оба часовых — и Давин, и Зарайя — лежали на песке, и, похоже, мирно спали.