— Лейтенант! — окликнул меня Эцони. — А ты что же? Садись.
Я уселся, чувствуя себя не очень-то уютно под острием его бритвы. Капрал, в два счета убрав с моего лица многодневную щетину, спросил. — Голову тоже брить?
— Не сомневайся, лейтенант! — подбодрил Сайм. — Жарко не будет, опять же, вошь не заведется.
Вши… ну уж, нет! Довольно я от них натерпелся в воспитательном доме!
— Брей! — решился я, и на макушку мне шлепнулся ком мыльника.
— Годится! — оценил работу брадобрея Добб, когда я встал, сверкая лысым черепом. — Вот теперь ты — настоящий Ястреб!
После меня к цирюльнику уселся Дрианн и без сожаления распрощался с рыжими вихрами.
Глядя на белую кожу его головы, никак не сочетающуюся с загорелым лицом, я улыбнулся. Наверное, и я так же выгляжу. Забавно! Теперь из всей роты похвастаться прической мог один Лютый. Но он не спешил избавляться от волос, и разглядывая наши с магом сияющие макушки, откровенно ухмылялся. На лице Ома почему-то не было растительности, оно светилось юной, почти детской чистотой.
— Того, этого, лейтенант! — обратился ко мне Добб. — Давай-ка, пока время есть, потренируемся до обеда.
— А… — попытался было возразить я, но его поддержал Зарайя.
— Не ленись, лейтенант, к проводнику все равно под вечер пойдем. Пускай еще повялится.
Мы с Доббом отошли от купальни на пару фихтов и отыскали небольшую ровную лужайку.
— Защищайся, лейтенант! — безо всяких предисловий выкрикнул капрал и атаковал меня.
Вы дрались когда-нибудь с Серебряным Драконом? Впрочем, о чем это я? Если живы, значит, не дрались. Конечно, Добб, доставая меня, сдерживал руку и лишь фиксировал удар, объясняя мои ошибки. Но, несмотря на отличный меч, паурониевую цепь на руке и отводящий удар клинка амулет на шее, это был не просто тренировочный бой, а, мягко выражаясь, избиение щенка. Однако капрал подбадривал меня, снова и снова заставляя повторять одни и те же движения. Раз на десятый мне удалось все же не пропустить атаку и даже отклонить его клинок в сторону. Не задумываясь и не рассуждая, я сам, закрепляя успех, бросился на него. Надо ли говорить, что через какой-то миг меч был выбит из моей руки. Но Добб, остановившись, смерил меня таким взглядом, словно видел впервые.
— Отлично, — сказал он. — Еще!
Снова несколько пропущенных ударов, одна неудавшаяся атака — и вдруг я сумел пригнуть клинок капрала к земле. Не знаю, как это выходило. Но это сделал я сам. Произошло настоящее чудо, но сотворенное именно мной, а не кем-то другим. В случае с Темными заклятиями мною двигала чья-то чужая воля, от меня не зависело ничего. Здесь же я точно понимал, что должен сделать, и тело подчинялось рассудку как идеальный инструмент. Сознание успевало молниеносно проанализировать действия противника, разработать защиту, контратаку, отдавало приказы рукам и ногам.
— Хорошо, — мрачно проговорил Добб. — Еще!
На этот раз его атака была подобна вихрю, движения неуловимы, а хищный блеск клинка слился в одну серебряную полосу. И все же я сумел уловить, куда будет нацелен удар, и блокировал его. Провести контратаку капрал мне, конечно же, не дал. Казалось, мой успех привел его в состояние ярости. Он снова выбил меч из моих рук, потом сказал:
— Достаточно.
Я наклонился было, чтобы подобрать свое оружие, когда Добб, нахмурившись, попросил:
— Можно, того, этого, мне посмотреть поближе, лейтенант?
Я протянул ему меч. Капрал несколько мгновений рассматривал его, затем почтительно, чуть ли не благоговейно принял в свои руки.
— С волшбинкой, серебряная сталь… откуда он у тебя?
Пришлось сознаваться, что меч — подарок императора.
— Император ерунды не подарит, — авторитетно заявил Добб.
Он, как когда-то Зарайя, нежно провел по клинку пальцами, трепетно, словно касался щеки любимой женщины. Впрочем, нет, думаю, его женщинам так никогда не везло. Такие чувства у Дракона может вызывать только благородное оружие. С некоторым оттенком зависти Добб спросил:
— Что ты знаешь о его свойствах?
— Ну, как и все оружие с пауронием, он прочен, никогда не тупится, увеличивает силу удара, а еще его нельзя украсть или отобрать, — как ученик на уроке, оттарабанил я.
С некоторым оттенком зависти Добб спросил:
— Что ты знаешь о его свойствах?
— Ну, как и все оружие с пауронием, он прочен, никогда не тупится, увеличивает силу удара, а еще его нельзя украсть или отобрать, — как ученик на уроке, оттарабанил я.
— Того, этого, есть еще кое-что, лейтенант!
Похоже, о мечах капрал знал все, и еще немножко больше. Он указал на маленький зеленый камешек в основании клинка:
— Знаешь, что это?
— Изумруд, — глупо ответил я.
— Ну да, а что он означает? Что ж ты, лейтенант, — упрекнул он. — Таким богатством владеешь, и ничего о нем не знаешь. Изумруд — знак мудрости. В твой меч при ковке Обучающие чары были вплетены. Великий мастер его делал, таких теперь нет.
— А вот и есть! — раздался вдруг резкий голос. — Б’хойч еще и не такое могут!
На краю лужайки в траве вольготно развалился мастер Триммлер.
— Старый Колхен в Гольтенвейер делает такое оружие.
— Ну, тогда объясни, почему свойства меча проявились только сейчас? — спросил я капрала.