Что делать с пленником? Отпустить? Не годится. Держать в плену? Лишняя обуза и пасть. Будь он сейчас в шкуре человека, он, Мил, не стал бы долго размышлять о будущем врага. Но сейчас он пантера, и все его действия должны быть такими, чтобы не уронить в глазах друзей ни своего достоинства, ни чести. Что бы на его месте сделал бы нормальный житель? Все что угодно, но никак не предоставление свободы тому, кто через час, через день, а то и через месяц может подкрасться сзади и размозжить череп.
— Убейте его.
Где?то в глубине души, человеческой души, Мил понимал, что поступает неправильно.
— Убейте его.
Где?то в глубине души, человеческой души, Мил понимал, что поступает неправильно. Опять же не по?человечески как?то. Но кто сможет осудить его, непонятное существо в звериной шкуре, с человеческой совестью и с перемешанным чувством долга. Он — зверь. И должен делать все так, как настоящий житель.
— Убейте его, — повторил он, уже без смятения. — Нам пора выступать на передовые позиции.
И он даже не отвернулся, когда на него брызнула грязно?бурая кровь существа, называвшего себя Проклятым народом.
* * *
Все великие сражения начинаются рано утром. Это так же верно, как и то, что все великие сражения выигрываются рано утром. Моральный дух противника ослаблен после нервной ночи. Его нервы напряжены до предела. Тело дрожит, а лапы отказываются подчиняться. Боевого духа нет. Остается только пойти и победить. Ничего сложного. Победа за теми, кто смело идет сражаться рано утром.
С этой, еще ночью приготовленной речью Мил выступал перед столпившимися перед ним жителями. Все в этой пламенной речи было правдой. И про дух, и про страх. Единственное, чего Мил решил не говорить, это то, что существовала и обратная сторона дела. Вернее, точка зрения. И те, кто сейчас, раскрыв пасти, внимал его словам, и те, кто скрывался за пустошью, были в одинаковом положении. И те и другие в это славное, пока туманное утро могли стать в равной степени и победителями, и побежденными. Но, как справедливо считал Мил, данное обстоятельство к делу не относилось и потому им можно было пренебречь. И хотя обман, как свойство человеческой души, был противен бывшему полицейскому, приходилось жертвовать достоинством ради должного уровня морального духа. Свою в высшей степени воодушевляющую речь Мил закончил в стиле героической патетики, чему научился за те два года, когда не занимался оперативной работой, а протирал штаны, творя доклады высшему начальству:
— И запомните, жители! Победа будет на стороне справедливости! А все мы знаем, на чьей стороне она, справедливость.
Обошлось без громогласного «ура», чему Мил был рад. Судя по боевому настроению жителей, их крик мог бы разбудить все джунгли. А где шум, там никакой секретной операции. Война — не баловство и не проявление эмоций. Война — это… Это…
Мил оторвался от размышлений о сущности войны. Не время. Вот потом, если получится, можно поломать голову над ролью войн в жизни обыкновенных джунглей и их обитателей.
* * *
Стоя у самой кромки границы, там, где джунгли и пустошь решали свои права на территорию, Мил внимательно наблюдал за передвижением своего небольшого войска. Утренний, не к добру густой туман скрывал перебегающие фигуры от взора белой пантеры. Но ему не нужно было видеть. Достаточно легкого движения теплого воздуха, чтобы почувствовать. Вот отряд Мистера, чуть громыхая костями, тронулся с места и узкой лентой растекается по флангам. Все правильно. Мистер — мужик с понятием. Вопросов лишних не задает, делает все как положено. Это и хорошо и плохо. Хорошо — понятно. А плохо… Если Проклятые все такие с понятием, худо будет.
Несколько глухих ударов и стиснутое шипение подсказали Милу, что выступила стая орангутангов. Притом интересно, сами орангутанги не издавали ни единого шороха. Единственной обезьяной, способной создать такое многоцветное шумовое сопровождение, мог быть только Альвареза. На последнем совете этот длиннорукий житель совсем замучил его. Мила. А что, если… А почему… А по какому месту кулаками бить… Суета с ним. Но без него — скучно.
Если кого Мил и не услышал, так это черных пантер. Сколько Мил ни вертел мордой, пытаясь уловить хоть небольшой шорох, ничего не получалось.
Чего нельзя сказать о медведях. Но на этот шум, грузноватый и неповоротливый. Мил внимания не обращал.
Сколько Мил ни вертел мордой, пытаясь уловить хоть небольшой шорох, ничего не получалось.
Чего нельзя сказать о медведях. Но на этот шум, грузноватый и неповоротливый. Мил внимания не обращал. Попробуйте тащить на себе железяку, которая так и норовит соскочить со спины?! Тут одним кряхтеньем не отделаешься. Нужно что?то покрепче и ненадежнее. Когда после непродолжительного копошения шум наконец стих, Мил понял, что все основные силы расставлены по местам и ждут не дождутся, когда взойдет звезда, дающая планете тепло и свет.
Подождав еще немного, Мил поднялся и направился к своему месту. Единственному камню на пустоши, с которого можно будет видеть все происходящее. Камень возвышался практически за спинами медведей, в нескольких шагах от странной конструкции, которую Мил называл «огневой точкой». Весь черный от копоти, которую так и не смогли смыть дожди, чуть потрескавшийся камень был похож на толстый блин. Прекрасное место для командного пункта.