Над окрестностями сгущается тьма; шум и суета затихают, и вскоре город натягивает на себя одно совокупное одеяло, водружает на совокупную голову совокупный же ночной колпак и засыпает до утра совокупным сном. Однако сон этот тревожен, ибо события последних недель — зловещие феномены, заявляющие о себе один за другим посредством ночных злодеяний, а также и то, что на улицах маячат очертания и лица людей давно умерших — заставляют всерьез задуматься (цитируя Бриджет Лик), уж не настал ли Судный день и не близок ли конец света.
Со всех концов города священнику и олдермену, судье, ночному сторожу и домовладельцу поступают сообщения о видениях и звуках, в равной степени кошмарных и возмутительных. Красочные рассказы о фантомах на кладбище, о потусторонних голосах, хохочущих в ночи; шумы, производимые незримыми животными, что пьют из корыта или, принюхиваясь, сопят в окна; загадочные постукивания и шорохи в пустых помещениях, причем утром составляется целый каталог ночных безобразий; зловещая тень тераторна; истории про чудовищного мастиффа, что вышагивает на задних лапах, точно человек… Словом, в примерах недостатка нет. А вот и самые свежие, самые жуткие новости: шестеро перепуганных горожан, персоны весьма почтенные, однажды ночью видели, как на шпиле церкви святого Скиффина восседало смахивающее на человека существо с гигантскими кожистыми крыльями. Разразившись издевательским смехом, оно взмыло в воздух и скрылось во тьме, — так что был это, как охотно засвидетельствовал бы Нед Викери, не иначе как сам Нечистый.
Вот какие тревожные мысли занимают умы и волнуют сердца достойных жителей Солтхеда, когда они сворачиваются калачиком в своих постелях, в то время как от реки и моря поднимается густой туман и, подобно левиафану, заглатывает их город.
Один ум, однако, эти тревожные мысли не занимают — ум некоего джентльмена, что пробирается ныне по некоей резко уводящей вверх улице в некоей весьма унылой части города. Настала ночь и соответственно сгустилась тьма, а этому джентльмену и дела нет. Клубится туман, холодно — а джентльмену по?прежнему нет дела. Темно, по городу рыщут мертвецы — а ему все равно дела нет. Отчасти безразличие это вызвано тем, что ему ничего не известно ни про мертвецов, ни про кладбища, ни про крылатых демонов, но главная причина все?таки в ином: ему ни до чего нет дела лишь потому, что в жизни у бедняги ничего не осталось.
Нетвердым шагом, не говоря ни слова, поднимается он все выше и выше по крутой улице к вершине Свистящего холма. Этот джентльмен не разговаривает сам с собою, не бормочет себе под нос, не напевает, даже не насвистывает, хотя и поглотил устрашающее количество грога в ближайшей пивной — именно там потратил он последние несколько часов и почти всю наличность. Пошатываясь, вяло бредет он вперед: кажется, это дорога домой, но, по правде?то говоря, какая разница! На нем старое коричневое пальто и темный жилет, синяя рубашка с розовыми якорьками, грязноватые желто?коричневые штаны до колен и гетры. Одет джентльмен явно не по погоде, да только в нынешнем своем занятном состоянии холода не чувствует. Вот он останавливается и стягивает шляпу, чтобы почесать голову, являя взгляду буйную шевелюру каштановых волос.
На мрачноватом углу улицы тускло мерцает в тумане масляный фонарь. Мистер Ричард Скрибблер, покачиваясь, минует эту веху и вдруг застывает на месте, услышав прямо у себя под ухом чей?то резкий голос:
— Эй, приятель, ты доволен своим положением?
Из темноты выныривает высокая худая фигура — матрос с торгового судна, судя по его одежде, кстати говоря, видавшей лучшие дни. Мистер Скрибблер щурится на любопытного незнакомца, вглядываясь в туман, сотканный из мглистой хмари и винных паров.
— Ну же? Отвечай, приятель! Да что с тобой такое? — свирепо рычит вопрошающий. — Или у тебя нет мыслей? Нет чувств? Нет желаний? И сожалений тоже никаких нет? Неужто в твоей расфуфыренной башке одна лишь стоячая водица?
В ответ клерк лишь самую малость меняется в лице. «Расфуфыренная башка»! Это выражение ему не то чтобы по душе. Кажется, его попытались оскорбить; хотя опять же в нынешнем его состоянии с определенностью судить трудно. Он чешет в голове, сурово сводит брови и нечеловеческим усилием воли удерживает себя на краю провала в бессознательное. Воспоминание о недавней попойке выброшено из головы, настоящее властно заявляет о своих правах: мистер Скрибблер убежден, что когда?то, где?то, бог весть в каком качестве, но этого морского волка он знал. Вот если бы еще вспомнить подробности…
— А жизнью своей ты доволен, приятель? Сбылось ли все то, на что ты рассчитывал? Счастлив ли ты? Или несчастлив? Проклятие, либо одно, либо другое — а иначе ты не живешь!
Мистер Скрибблер остро осознает тот факт, что глубоко несчастлив; да только кто такой этот невежа, чтобы напоминать ему, Ричарду Скрибблеру, о его горестях? Разве он не спустил в грязной таверне все до последней монеты не далее как сегодня ночью в тщетной попытке забыться? Что этот грубиян о себе возомнил, с какой стати лезет не в свое дело?
— Ты ни о чем не сожалеешь? Не хочешь вернуть назад сказанные слова, не хочешь переиграть содеянное? Изменить что?нибудь в своей жизни? Неужто тебе не хотелось бы переделать хоть что?нибудь заново, будь у тебя шанс? Да говори же, приятель! Ты, часом, никого не предал и не бросил!