— В чем же именно состоит цель мистера Хантера? — осведомился профессор Тиггз. — Боюсь, вы так и не прояснили этой загадки.
— Его цель, господа, ни больше ни меньше, как установить власть этрусков в оставшихся городах мира.
Судя по лицу мистера Хиллтопа, он нисколько не шутил и меньше всего ожидал, что слова его будут встречены взрывом смеха. Во власти бурного веселья доктор Дэмп даже выронил трубку и осыпал пеплом вишневый жилет.
— По?вашему, это утверждение содержит в себе что?то комичное, доктор Дэмп? — надменно осведомился мистер Хиллтоп.
— Нет?нет… оно всего лишь абсурдно, — отвечал доктор. Он отложил в сторону трубку, стряхнул с себя пепел и приготовился внимательно слушать дальше.
— Эту мысль следует серьезно обдумать, Даниэль, — укорил профессор Гриншилдз своего бывшего ученика.
— Вы говорите, мистер Хиллтоп, — подал голос мистер Киббл, по всем признакам настроенный не менее скептически, чем доктор, — будто бессмертный царь?жрец из Этрурии нацелился воскресить орду этрусских покойничков и поставить их над нами правителями?
— С поправкой на неуклюжую формулировку, мистер Киббл, так оно и есть, — усмехнулся Джек Хиллтоп. — Он намерен вернуть на землю своих союзников и соратников и возродить сияние славы расенов. Но позвольте мне вернуться к рассказу. Электровые таблички, видите ли, хранились в святилище Вольтумна и считались ценнейшим сокровищем расенов. Однако римляне осадили и разграбили святилище, так что и таблички, и много других реликвий были перенесены в их собственные храмы в городе на реке Тибр. Распознав истинную природу и предназначение электра, жрецы римлян приказали захоронить таблички на Капитолийском холме, не обозначив при этом точного места. Уничтожить святыню они, конечно же, не могли: электр вечен и неуничтожим, так что иного выбора, кроме как спрятать заклинание, у жрецов не оставалось. Сами по себе таблички вполне безобидны и никакой опасности для Рима не представляли — пока не попадут в руки бессмертного лукумона. Повелевать ими не может никто, кроме бессмертного; только бессмертный обладает властью произносить священные слова и призывать хранителя врат Акрума. Да позволено мне будет указать, леди и джентльмены, что вы уже наблюдали своими глазами силу Тухулки. Достаточно вспомнить про треволнения в «Итон?Вейферз», про фантомы в городе, сами понимаете, и про черный корабль в солтхедской гавани…
— Итак, мистер Хантер — он же Вел Сатиэс — пустился на поиски табличек, дабы исполнить свою миссию, — подвел итог профессор Тиггз.
— Не сразу, — отвечал мистер Хиллтоп. Лицо его посерьезнело, задумчивый взгляд обратился в прошлое: нетрудно было ошибиться и приписать мысли и чувства, о которых рассказчик собирался поведать, ему же самому. — Долгое время, как я понимаю, он мрачно размышлял про себя и, переезжая от места к месту, упорно боролся со своими убеждениями и пытался заглушить голос совести. В глубине души он отлично знал, что упрямиться и сражаться с судьбой — бесполезно, не говоря уже о том, что просто опасно. Видите ли, все на свете циклично: за обретением следует утрата; мир движется вперед, непрестанно и безжалостно, и все в нем — даже величие и слава расенов — преходяще. Великий закон перемен и преемственности неизменно оказывает свое действие, везде и всегда. Оспаривать волю сокрытых богов — значит навлекать на себя кару. Но в конце концов желания его сердца одержали над ним верх.
Находясь в изгнании, он наблюдал медленное, неотвратимое угасание своего народа и его обычаев, расхищение его земель, триумф свирепой, безжалостной цивилизации с другого берега Тибра. Он видел, как накопленная мудрость расенов капля по капле утекает прочь, как исчезает сама память о народе этрусков — пока слово «этрусский» не утратило всякое значение, превратившись в символ чего?то таинственного и непостижимого. Повсюду вокруг него и союзники, и сотоварищи, будучи смертными, превращались в прах — а он все жил.
Повсюду вокруг него и союзники, и сотоварищи, будучи смертными, превращались в прах — а он все жил. И наконец, пробил час перейти от размышлений к действию; он решился бросить вызов судьбе, отмеренной его народу владычицей Нортией и сокрытыми богами.
Вернемся к табличкам из электра. Ценность их, конечно же, бросалась в глаза каждому, так что, как любое другое похищенное сокровище, их надежно прятали, держали подальше от посторонних глаз. Так на протяжении многих веков они тайно передавались из рук в руки. При разграблении Рима таблички попали к победителям?варварам, и те увезли реликвию в восточные города. На много лет таблички исчезли со страниц истории; в то время я так и не сумел проследить их путь. Вел Сатиэс, утвердившись в своем замысле, тоже взялся за поиски, однако отыскать святыню не смог даже он. Со времен тех темных дней пытаясь напасть на след табличек, он сорил деньгами направо и налево, хватался за любую подсказку, любой намек, любую мало?мальски убедительную цепочку свидетельств.
— И все это время вы шли за ним по пятам? — осведомился Гарри Банистер.
— Не всегда. Какое?то время мы путешествовали вместе. Досадные обстоятельства, видите ли, вновь свели нас, так что мы решили позабыть о старых разногласиях. Он сказал мне, будто разыскивает огромную терракотовую статую Аплу, некогда украшавшую храм божества в городе Велка. В ту пору я ему поверил. Я понятия не имел о его истинной цели до тех пор, пока в Дамаске мы не столкнулись с неким торговцем антиквариатом. Слуга старика по ошибке обратился ко мне, приняв меня за Вела Сатиэса, и сообщил, что его хозяин не далее как в тот день приобрел «блестящие таблички», которые я так долго разыскивал. Итак, мы почти получили их, реликвия была, можно сказать, у нас в руках — а я так ничего и не узнал бы об этом, если бы не случайность! Я призвал Вела Сатиэса к ответу; тот разбушевался не на шутку. Мы побранились, и он в запале выложил мне весь свой замысел. А пока мы выясняли отношения, другой джентльмен — некий поверенный, проезжавший через город и выступавший в качестве посредника от имени одного баснословно богатого коллекционера, пожелавшего остаться неизвестным — посулил за таблички немалую сумму наличными. С одной стороны — денежки коллекционера, с другой — всего лишь мое обещание; как вы думаете, леди и джентльмены, к какому решению пришел торговец?