стал лезть мне в голову и позволил писать то, что я хотел писать еще в
те дни, когда слова «новая волна» только-только начали слетать с губ.
Да, он до сих пор рассказывает, будто я просил его опубликовать «У
меня нет рта…» в четырехцветном варианте (это ошибка его памяти,
которую он отказывается исправить, и основана она на том, что я
прислал ему рукопись, у которой к страницам были приклеены цветные
вырезки), но, несмотря на все сварливые, хотя и дружественные слухи,
которые он обо мне пустил, он и сейчас остается одним из
справедливейших судей писательского таланта, которых только порождал
наш литературный жанр.
Солдат
Куарло еще глубже вжался в укрепокоп, плотнее обернул вокруг себя
края плаща. Даже тройная подкладка капюшона не могла противостоять
стуже, царящей на поле боя. Сквозь свинцовую подкладку просачивалась
вода. Она разъедала кожу и ткани мышц. Его снова зазнобило.
Приходилось ждать, вслушиваться в ожидании телепатического приказа,
который мог поступить от старшего офицера.
Он ощупал пальцами кромки укрепокопа, подметив про себя, что тот
недостаточно укреплен. Солдат вытащил из сумки небольшой молекулярный
уплотнитель и осмотрел его. Калибратор соскользнул на одно деление,
вот почему вокруг окопа такая мягкая грязь.
Слева восьмидесятинитевый луч прорезал ночной воздух, и Куарло
быстро убрал уплотнитель на место. Луч с шипением скользнул по небу и
ткнулся в броневой щит, отбрасывая кроваво-красные тени на грубое лицо
Куарло.
Броневой щит, отразив нитевой луч, ответил в отместку вспышкой
собственных лучевых орудий. Залп. Второй. Третий. Восьмидесятинитевый
огрызнулся еще раз, слабея, и был подавлен. Мгновение спустя ударная
волна взрыва его камер встряхнула землю вокруг Куарло, осыпав его
комками грязи и щебнем.
Еще мгновение, и ударила шрапнель.
Беззвучно молясь, Куарло распластался на дне окопа. Он знал — шанс
выжить мизерный. Сколько выживших? Трое на тысячу? Он не питал никаких
иллюзий. Куарло был простым пехотинцем и знал, что умрет в разгар
Великой Седьмой Войны.
Взрыв восьмидесятинитевого послужил сигналом. На полную мощь
заработала артиллерия. В черном небе сплелась паутина лучей, исчезла и
появилась вновь, меняясь с каждой секундой, играя всеми цветами
радуга, расцвечиваясь спектром таких красок, каким Куарло не смог бы
подобрать названий. Куарло сжался в комок на дне грязного укрепокопа.
Он был хорошим солдатом, знал свое дело. Когда металлические и
энергетические звери рычали друг на друга там, наверху, одинокому
пехотинцу ничего не оставалось делать, только умереть. Он ждал, зная
что очень скоро настанет его время. Как бы свирепы не были войны,
сколько бы ни зависели от кнопок, все сходилось на простом пехотинце.
Так и должно быть, ведь воевали-то все-таки люди.
Куарло замер, размышляя и настороженно выжидая. Состояние,
знакомое всем военным, состояние, когда нет ничего, кроме грохота орудий.
Звезды словно исчезли с неба.
Внезапно погасли нитевые лучи, паутина вспыхнула в последний раз.
Снова опустилась тишина. Настал тот самый миг. Куарло насторожился,
полное внимание. Он хотел услышать единственный звук, единственный. В
его мозгу должна прозвучать команда, тогда он начнет действовать.
Стратеги и психиатры совместно разработали эту систему: тон —
музыкальный звук, отдающий приказ — был запечатлен, впечатан,
вштампован намертво в мозг каждого солдата. Когда командир пошлет
телепатический приказ, Куарло вскочит, как марионетка, и побежит в
заданном направлении.
Куарло предвкушал сигнал, и точно за секунду до настоящего приказа
в его черепе взорвалось: «Вперед!»
На секунду раньше чем следовало Куарло выскочил из укрепокопа,
прижимая к груди брандельмайер, чувствуя успокоительную тяжесть
пластикового бандольера и сумки, висевшей на животе. Он выскочил чуть
раньше, чем раздалась настоящая команда.
Все случилось из-за этой лишней секунды. Никакие другие совпадения
не смогли бы создать подобной ситуации. Когда первые залпы вражеских
орудий столкнулись с лучами орудий армии Куарло, они встретились в
точке, которая по всем правилам должна была быть пустой. Но Куарло
выпрыгнул из окопа слишком рано. Когда лучи встретились, солдат
оказался как раз в точке встречи.
Три сотни лучей сплелись в решетку, соединились в сверкающую
радугу и, разбрасывая отрицательно заряженные частицы на двести метров
в воздух, замкнулись и … выкинули солдата с поля боя.
С Натаном Швахтером сердечный приступ случился прямо на платформе
метро.
Прямо перед ним из ниоткуда материализовался солдат, вымазанный в
вонючей грязи, свирепо оглядывающийся… Как раз в этот момент старик
Швахтер собирался бросить монетку в автомат жевательной резинки.
Комбинезон Куарло был металлизирован, поэтому дематериализация и
последующая материализация его не затронули. В замешательстве солдат
уставился на бледное лицо старика и вздрогнул, когда старик
пронзительно закричал.
С все возрастающим ужасом Куарло наблюдал как бледное лицо старика
исказилось, как он упал на замусоренную платформу. Старик схватился за
грудь, задергался и несколько раз всхлипнул. Его ноги судорожно
задрожали, а рот начал беззвучно открываться и закрываться. Он умер с