— Ну, в чем дело?
Я глянул на него сверху вниз.
— Могу тебе сказать, приятель. Ты погано ведешь себя.
— Меня это устраивает.
— Черт побери, псина, какая муха тебя укусила?
— Она, та чистенькая цыпочка, которую ты подобрал.
— Ну и что из этого? Тоже мне, большие дела! У меня и раньше были цыпочки.
— Но не такие, которые прицепились бы к тебе. Предуп — реждаю тебя, Альберт, у тебя с ней будут большие хлопоты.
— Не будь идиотом!
Блад не ответил, только сердито глянул на меня и отва — лил проверять сцену. Я вполз обратно и задвинул запор. Джун снова захотела заняться этим, но я ответил, что не хочу. Блад здорово подпортил мне настроение. Я был раздражен и не знал, на ком отыграться.
Но боже мой, какая она была хорошенькая! Она надула губки и уселась, обхватив себя руками.
— Расскажи мне о подземках, — попросил я.
Сперва она дулась и говорила немногословно, но вскоре разговорилась и почувствовала себя более свободно. Я много узнал от нее. Я подумал, что это может мне пригодиться… когда?нибудь…
От тех стран, которыми были когда?то США и Канада, ос — талась всего пара сотен подземок. Они были образованы на месте шахт, подземных озер и других пещер. Некоторые из них, особенно на Западе, представляли собой естественные подзем — ные формации, уходящие от двух до пяти миль вглубь. Люди, которые засели в них, были самой худшей разновидности: южные баптисты, фундаменталисты, адвентисты. Настоящие праведники среднего класса, у которых отсутствовал вкус к дикой жизни. И они вернулись к образу жизни, который существовал уже око — ло ста пятидесяти лет. Они прихватили с собой последних ос — тавшихся в живых ученых, заставили их работать, изобрести «как» и «зачем», а потом их выгнали. Они не желали никакого прогресса, не терпели никаких инакомыслящих, возражали про — тив всего, что могло бы взволновать людей. Того, что они имели, им было достаточно. Лучшее время, по их понятиям, бы — ло до Первой Войны, и они решили, что если им удастся соз — дать подобие тех времен, они будут жить мирной жизнью и су — меют выжить. Дерьмо! Я бы там быстро свихнулся.
Квилла Джун улыбнулась, снова прижалась ко мне, и на этот раз я ее не оттолкнул. Она стала трогать меня, ласкать то тут, то там, а потом спросила:
— Вик?
— М?м?..
— Ты когда?нибудь был влюблен?
— Чего?
— Влюблен. Ты когда?нибудь был влюблен в девушку?
— Не могу точно сказать, но, наверное, нет.
— А ты вообще знаешь, что такое любовь?
— Конечно. Думаю, что знаю.
— Но если ты никогда раньше не любил…
— У меня никогда раньше не было пули в голове, но я знаю, что это мне бы не понравилось…
— Могу поспорить, ты не знаешь, что такое любовь.
— Ну, если это означает жить в подземках, то мне и уз — навать не хочется.
После этого она потянула меня вниз, и мы опять занялись любовью. Когда мы кончили, я услышал, как снаружи скребется Блад. Я открыл задвижку.
— Все чисто, — сказал он.
— Ты уверен?
— Да, да, уверен. Надевай штаны, — усмехнулся Блад, — и выходи сюда. Мы должны кое?что обсудить.
Я глянул на него и обнаружил, что он не шутит. Я надел штаны, тапочки и выбрался из бойлера.
Он потрусил впереди, в сторону от котла, через какие?то прогоревшие балки, из здания, выглядевшего, точно сгнивший обломок зуба.
— Ну, что тебя донимает?
Блад вскочил на кусок бетонной плиты и оказался Нос к носу со мной.
— Ты пренебрегаешь мной, Вик.
Я понял, что он говорит серьезно. Никакого Альберта, только Вик.
— С чего ты это взял?
— Прошлая ночь, милый. Мы могли бы вырваться отсюда и оставить ее им. Вот что было разумным.
— Но я хотел ее.
— Да, я знаю. Об этом я и говорю. Теперь уже сегодня. а не вчера. Ты имел ее полсотни раз. Так почему же мы все еще здесь?
— Я все еще хочу ее.
Тут он рассердился.
— Ну, тогда послушай меня, дружок. Я тоже хочу несколь — ко вещей. Я хочу есть и очень хочу избавиться от боли в бо — ку, я также хочу убраться с этого проклятого места. Вполне возможно, что стая не бросила свою затею и вернется…
— Успокойся. Со всеми твоими проблемами мы справимся довольно легко. Это не значит, что она не может уйти с нами.
— Вот, значит, какие новости? Теперь мы превращаемся в великолепную троицу, верно?
Я уже начал выходить из себя.
— Ты начинаешь говорить, как самый обыкновенный пудель!
— Я отвел руку, чтобы стукнуть его. Он не шелохнулся. Я уро — нил руку. Я еще никогда не пытался ударить Блада, мне и сей — час не хотелось этого.
— Извини, — тихо сказал он.
— Все в порядке.
Но мы больше не смотрели друг на друга.
— Вик, у тебя ответственность передо мной, ты же знаешь.
— Тебе не обязательно напоминать мне об этом.
— Пожалуй, настала пора напомнить. И сказать еще кое?что. Вроде того случая, когда уродец из радиационной ямы выскочил из?за угла и попытался тебя схватить.
Я содрогнулся. Сукин сын был весь зеленый, в каких?то светящихся лишаях. Меня чуть не вырвало при одном воспомина — нии.
— И я напал на него, верно?
Я кивнул.
— Верно, дружище, верно.
— Я бы мог здорово обжечься и умереть, и для меня было бы все кончено, верно?
Я снова кивнул. Блад меня здорово поставил на место. Я не любил, когда меня заставляли чувствовать себя виноватым. Мы все делили с Бладом пятьдесят на пятьдесят, и он знал это.