Теперь уже все смотрели на него. А он себе казался совершенно одиноким. Он был не из их числа, его здесь не ждали. Ничьи глаза не лучились радушием.
Только женщина по?прежнему улыбалась.
— Это ты до меня дотронулась? — спросил он.
— Никто до тебя не дотрагивался, — отозвалась она.
— Нет, я точно знаю…
— Никто. — Она смотрела на него, и в улыбке таилось нечто большее, чем ответ, но меньшее, чем вопрос. — Никто из нас к тебе не прикасался. Никому из нас ничего от тебя не нужно.
Сзади раздался мужской голос. Брубэйкер отвернулся от серьезной улыбающейся женщины и опустил голову. Луч упал на мужчину, который лежал в тумане, приподнявшись на локтях. В его чертах тоже было что?то знакомое, что?то из прошлого — неуловимое, как редкое слово; оно обязательно вспомнится, если не думать ни о чем другом.
— Что ты сказал?
Человек поднял глаза, и в них, казалось, мелькнула печаль.
— Я сказал: ты заслуживаешь большего.
— Ну, раз ты так считаешь…
— Нет, это ты так считаешь. Это одно из трех главных правил, которые ты обязан знать.
— Три правила?
— Ты заслуживаешь большего. Каждый заслуживает большего.
Брубэйкер не понял. Окружающий его мир выглядел безвременным и нематериальным. И он как ни в чем не бывало разговаривал с… нагими! Как он сразу не заметил? Впрочем, его ничуть не встревожило это открытие. Как и то, что он почти не разбирает их слов.
— А еще два правила? — спросил он у лежащего.
Ответила женщина. Не та, что улыбалась.
— Не надо никому жить в страхе, — произнесла она в тумане, и Брубэйкер отыскал ее лучиком.
У нее была заячья губа.
— Ты про меня? Это я живу в страхе?
— Про всех, — сказала она. — Бояться незачем. Страх можно победить. Смелый поступок не сложнее повторить, чем трусливый. Надо только потренироваться. Попробуй как?нибудь, потом еще разок; на третий раз будет совсем просто, а после четвертого войдет в привычку. Страх исчезнет без следа, и все тебе будет по плечу.
Он хотел быть с ними. Он себе теперь казался таким же, как они. Но ему не предложили остаться. Ни словом, ни жестом. Он им и впрямь не был нужен.
— Кто вы?
— Мы думали, ты знаешь, — сказала улыбчивая. Голос ее звучал, как из испорченного телефона: то громко, то тихо, то ясно, то неразборчиво. Неполный голос. Увечный.
Брубэйкеру пришло на ум, что он, наверное, пропускает из?за этого слова и даже целые фразы.
— Не имею представления.
— Тебе пора уходить, — произнесла она. Он посветил ей в глаза и увидел бельма.
Лучик мазнул по силуэтам. Убогие! Все до одного! Лысая. Слепая. Атрофированный. Обесчещенная. У каждого какая?то беда, у каждого какая?то нужда. Кто они? Нет, этого он не знал.
«Фонарик» погас.
Вокруг разорвался темный сгусток. Туман и морось заклубились, завихрились и бросили его на смоляной черноте Ист?Ривер. Темное пятно поползло вниз по реке, и до Брубэйкера донеслось: «Лучше поторопись».
Он почувствовал, как вода плещется о лодыжки, и бросился к берегу. Парапета он достиг уже вплавь. Кое?как подтянулся, лег на бетон. Ветер унялся, но Брубэйкер стучал зубами — он промок до нитки.
— Эй, вам помочь? — с тревогой спросили рядом. До его плеча дотронулась чья?то рука. Брубэйкер поднял голову и увидел женщину в длинном бежевом плаще. Она смотрела на него с тревогой.
— Вы не подумайте, — услышал он собственный голос, — я не самоубийца.
— А я и не подумала, — ответила она. — Я только решила, что вам… что вам, наверное, нужна помощь.
— Да, — улыбнулся он, — от помощи я бы не отказался.
Женщина помогла ему встать. Он потрогал лоб — вроде не болит. Издалека, с реки, донесся голос, и он посмотрел на женщину.
— Вы слышали?
— Да, чей?то голос. Эхо, наверное. Оно над водой чего только не вытворяет.
— Вы правы.
— Вам надо согреться, — сказала она. — Я близко живу, вон в том доме. Как насчет кофе?
«Возьми от жизни все, чего тебе не хватает», — вот что донеслось с реки, по которой блуждали частички его души, обреченные на вечные скитания. Увечные и покинутые, но уже не принадлежащие ему. Брубэйкеру казалось, что теперь все видится яснее.
И он пошел с незнакомой женщиной. Пошел, не задумываясь о том, когда расстанется с ней — сразу или через вечность. Пошел, чтобы взять от жизни то, чего ему не хватало.
Чего?нибудь согревающего.
Жизнь в стиле ранней бедности
Вот и случилось… Странно, неправдоподобно, но я стоял во дворе дома, где жил до семи лет. Без тринадцати минут полночь, обычной, не волшебной зимней ночью, я снова оказался в городе, который когда?то удерживал меня до тех пор, пока я не смог убежать. Огайо, зима, около полуночи… Конечно, я мог вернуться.
Во время, которое… которое было тогда.
Я не понимал, почему я хотел вернуться. Просто знал, что мог. Без волшебства, без науки, без алхимии, без всяких сверхъестественных вмешательств. Просто вернуться. Потому что… мне было надо.
Назад… на тридцать пять лет и еще немного. Найти себя семилетнего, когда еще ничего не началось, не определились направления, найти ту точку в моей жизни, где я свернул с пути, по которому пошли к взрослой жизни мои сверстники, а я вышел на путь успеха и одиночества, приведший меня сюда, к началу, во двор, теперь уже без двенадцати минут полночь.
В сорок два года я добился всего, о чем мечтал с детства: уверенности в себе, значимости, признания. Единственный из всего города. А те, кто в школе подавалсамые большие надежды, стали молочниками, торговцами старыми машинами, женились на толстых, глупых, мертвых бабах, которые тоже подавали большие надежды в школе. Они попались в мышеловку крошечного городка в штате Огайо и не смогли из нее выбраться. Здесь и умрут, никому не ведомые. А я вырвался и совершил все замечательные вещи, которые мечтал совершить.