Но не избиения приводили меня в отчаяние. Хуже всего было возвращаться домой в изодранной и перепачканной кровью одежде. Видите ли, мои школьные годы почти совпали с Великой Депрессией, а богатой мою семью назвать было сложно. Мы не нищенствовали, нет, но, как и большинство семей Среднего Запада, жили очень трудно, и родители не имели возможности каждый раз покупать мне новую одежду.
Возвращаясь домой, я избирал самый долгий путь, частенько просиживая до темноты в парке на углу Ментор?авеню и Линкольн?драйв. Мне было стыдно, я чувствовал себя виноватым. Когда наконец становилось совсем темно, я приходил домой, и моя мать, прекрасная женщина, которой достался непутевый ребенок, отмывала меня всякой химией и говорила (не каждый раз, но и одного было достаточно, чтобы оставить неизгладимое впечатление):
— Что ты им сказал, что они так разозлились?
Как я мог объяснить ей: мол, дело даже не в том, что я умный? Как я мог объяснить ей, что причина заключалась в том, что я — еврей, а их учили ненавидеть евреев. Как я мог ей объяснить, что мне проще ходить с поломанным носом и синяками, чем трусливо отрицать свою национальность? Несколько раз она приходила в школу и тоже слышала антисемитские высказывания; потом было только хуже. Поэтому я говорил ей, что начал первым. Я брал вину на себя. И приучил себя к пожизненному грузу вины.
Теперь, в зрелом возрасте, моя реакция на обвинения в том, чего я не делал, стала патологической.
Сейчас мне наплевать, порвал я сеточку от мух или разбил стекло. Нельзя придумать ничего страшнее того, что сделали с Джозефом К. в «Процессе» Кафки.
Что снова возвращает меня к истории рождения этой книги и почему она именно такая. Начнем с начала.
В 1971 году издатели этой книги — «Уокер и компания» выпустили мои рассказы в сборнике научно?фантастической прозы «Партнеры по чуду». Это была замечательная книга, но в силу низкого профессионализма тогдашнего художественного директора издательства цена была непомерно завышена.
Не возникало сомнений, что издатель понесет страшные убытки.
Я находился в Нью?Йорке, когда на прилавки попали первые экземпляры книги. Моим редактором в то время была Хелен Д'Алессандро, очаровательная и талантливая женщина, она отвечала за «Партнеров по чуду» и чрезвычайно переживала за все излишества и недостатки книги на стадии выпуска ее в свет. Она позвонила мне в Лос?Анджелес, выяснила, что я в Нью?Йорке, разыскала меня и пригласила зайти в издательство. Ей как никому были известны все трудности, с которыми пришлось столкнуться при подготовке книги к печати: отвратительная компьютерная верстка (мне пришлось потратить полных девять дней на исправления), безумные расходы на типографию, из?за чего цена книги подпрыгнула с 5,95, что было еще приемлемо, до 8,95, дикий макет, что исключало все надежды на последующее переиздание… Она хотела, чтобы я увидел книгу.
Хелен спустилась в фойе, чтобы провести меня в свой кабинет. Когда она меня увидела, я держал в руках «Партнеров по чуду». Дежурная вытащила книжку из пачки и положила на стол, в знак уважения к автору, который, как она знала, должен был скоро подъехать.
Улыбка Хелен погасла, когда она увидела, с каким несчастным выражением я рассматриваю книгу, в два раза большую по размеру и по цене, чем ей следовало быть.
Я поднял голову. Хелен попыталась снова улыбнуться, но уже не получилось.
— О, — вот и все, что она сказала.
Мы молча прошли в ее кабинет.
В те времена Хелен делила редакторское пространство с Луиз Коул. Луиз Коул — самый хороший редактор, самый добрый человек и самая очаровательная женщина из всех, кого я знаю. Она редактировала «Унесенные ветром» Маргарет Митчелл, она же посоветовала Маргарет Митчелл изменить на «Унесенные ветром» первоначальное название книги «Упряжка для лошадей и мулов». Луиз обладает необычайной проницательностью и как никто умеет сочувствовать.
Увидев меня, она улыбнулась, освободила стул от горы рукописей и промолвила:
— Мне очень жаль, Харлан.
Не скажу, чтобы это был самый счастливый день в моей жизни.
Мы немного погоревали, после чего я некоторое время поработал в их кабинете, делая рекламу книге Генри Дюркена. К пяти часам я направился по переполненным редакторским коридорам к раздевалке, как вдруг меня окликнули. Подняв голову, я увидел Сэма Уокера.
Президентом «Уокера и компании» был Самюэль С. Уокер?младший — высокий элегантный человек с прекрасными манерами и тихим голосом, слишком джентльмен, чтобы когда?либо стать полиграфическим хищником наподобие, например, издательства «Даблдэй». Нам не приходилось много общаться.
Он жестом пригласил меня в кабинет, закрыл дверь и повернулся ко мне. Выражение его лица было серьезным и сосредоточенным.
— Я хочу, чтобы вы знали: я не считаю вас ответственным за то, что произошло с книгой. В нашем деле стало модным обвинять писателя во всех огрехах, случающихся на завершающей стадии. Я хочу, чтобы вы знали: я понимаю, какие убытки мы понесем в связи с этой книгой, но вы к этому ни в коей мере не причастны. Я почту за честь сотрудничать с вами дальше, если вы поверите нам во второй раз.