белой постели где-нибудь в комнате с гудящим кондиционером, где их тела
переплетаются в страсти… Не хочу знать это ничтожество. Но вот он,
тащится в десяти шагах за мной. Согнулся почти вдвое под рюкзаком.
— Скоро остановимся, — говорю я, продолжая идти.
Под укрытием причудливой скалы посреди безжизненного ничто мы
устанавливаем переносную химическую печь, и Марга готовит ужин.
Невкусное
высохшее мясо — плохой рацион для подобной экспедиции. Это еще один пример
глупости ее скотины-мужа. Я жую, жую и хочу забить мясом его уши. Десерт —
нечто вроде пирога. Немного воды. Последняя вода. Я жду, что эта свинья
предложит вскипятить нашу собственную мочу, но, к счастью, он не знает о
такой возможности.
— Что мы будем делать завтра? — ноет он.
Я не отвечаю.
— Ешь, Грант, — говорит Марга, не поднимая голову. Она знает, что я
могу не выдержать. Какого дьявола она не говорит ему, что мы знали друг
друга раньше? Почему не говорит хоть что-нибудь, чтобы нарушить это
молчание? Сколько это может продолжаться?
— Нет, я хочу знать! — требует этот паразит. Он говорит, как
капризный ребенок. — Это вы завели нас сюда! И должны вывести!..
Я не обращаю на него внимания. Пирог по вкусу напоминает замазку.
Подлец швыряет в меня пустую жестянку:
— Отвечайте мне!
Я бросаюсь на него. Прижимаю коленом горло.
— Послушай, сопляк, — я не узнаю собственного голоса, — перестань
зудеть мне в уши. Хватит с меня. Если мы вернемся с победой, ты же
заявишь, что это ты все организовал. А если мы погибнем здесь, ты будешь
обвинять меня. Теперь мы знаем, что нас ждет, и поэтому молчи. Ешь свой
пирог, лежи или умирай, но не разговаривай, иначе я разорву тебе глотку!
Не знаю, понял ли он меня. Я чуть не сошел с ума от ярости, ненависти
и жары. Его лицо почернело.
Марга оттащила меня.
Я возвращаюсь на свое место и смотрю на звезды. Их нет. Неподходящая
ночь для звезд.
Несколько часов спустя она садится рядом со мной. Я не сплю, несмотря
на пронизывающий холод и возможность забраться в спальный мешок с
подогревом. Мне нужен холод — чтобы заморозить ненависть, сбить
температуру убийственного гнева, кипящего во мне. Она сидит, глядя на
меня, пытаясь разглядеть в темноте, открыты ли мои глаза. Я открываю их и
говорю:
— Что тебе нужно?
— Я хочу поговорить с тобой, Ред.
— О чем?
— О завтра.
— Не о чем говорить. Либо доберемся, либо нет.
— Он испуган. Ты должен…
— Ничего я не должен. Ты не дождешься от меня благородства, которого
нет у твоего мужа.
Она закусила нижнюю губу. Ей больно. Я знаю это. Я все отдал бы,
чтобы коснуться ее волос.
— Ему так не везет, Ред. Любое дело оборачивается неудачей в его
руках. Он думает, что это его последний шанс. Ты должен понять…
Я сажусь.
— Леди, я был как раб на галере. Ты ведь знала это. Ты знала, что я
твой по самые уши. Но я недостаточно хорош для тебя… Подумаешь, ученый,
профессор!.. Я не был одет в пурпурную тогу. Хороший парень, когда нет
никого более подходящего.
Но я недостаточно хорош для тебя… Подумаешь, ученый,
профессор!.. Я не был одет в пурпурную тогу. Хороший парень, когда нет
никого более подходящего. Но как только появилась эта скотина с золотыми
зубами…
— Ред, прекрати!
— Конечно. Как прикажешь. — Я ложусь и отворачиваюсь к скале. Она
долго не шевелится. Кажется, она уснула. Меня тянет к ней, но я знаю, что
сам захлопнул дверь между нами. Но она делает новую попытку:
— Ред, все будет хорошо?
Я поворачиваюсь и смотрю на нее. Слишком темно, чтобы разглядеть ее
лицо. Легче разговаривать с силуэтом:
— Не знаю. Если бы твой муж не сократил запасы… это все, что я
просил у него за треть прибыли, ты помнишь? Только снаряжение… Если бы
он захватил все необходимое, Таб не умер бы, и у нас сейчас было бы больше
шансов. Он лучше всех знал, как пользоваться магнитной решеткой. Я тоже
знаю, но это его изобретение, и он привел бы нас с точностью в четверть
мили. Если нам повезет, если мы достаточно близки к цели, чтобы исправить
мои ошибки в выборе курса, быть может, мы и придем. Или будет еще одно
землетрясение, или мы наткнемся на оазис. Все возможно. Все в руках богов.
Выбери десяток богов, печка послужит тебе алтарем, и начинай молиться.
Возможно, к утру тебя кто-нибудь услышит и поможет нам выбраться.
Она уходит от меня. Я лежу, ни о чем не думая. Когда она ложится
рядом с ним, он стонет и поворачивается к ней во сне. Как ребенок. Мне
хочется плакать. Но такая ночь для этого совсем не подходит.
Легенды о погибшем континенте я слышал с детства. Легенды о золотых
городах, о невероятных жителях этих городов, о поразительной науке,
которая была навсегда потеряна для нас, когда континент затонул. Я был
зачарован, как любой ребенок, необычным, неизвестным, волшебным. И в
поисках ответа я занялся археологией. Наконец, я обнаружил теорию,
утверждавшую, что в туманном и удивительном прошлом на месте этой пустыни
было море. Мертвые пески — дно давно исчезнувшего океана.
Таб оказался первой реальной связью с мечтой. Он был одинок, даже в