Голыбин несколько секунд молча рассматривал меня, как экспонат музея, потом согласился:
— Идет.
Это по факту выполнения.
Голыбин несколько секунд молча рассматривал меня, как экспонат музея, потом согласился:
— Идет. Но один! Как ты прорвешься сквозь войска противника?
— Это моя проблема. Ваша — обеспечить финансирование. Если предложение принято, я приступаю.
Взгляд Голыбина сверлил меня, как бурав. Он понимал, что здесь скрыт какой-то подвох, но обнаружить его не мог. И причин отвергнуть предложение не было. Остается одно — дать добро.
— Добро! Начинай! О премиях и бонусах не беспокойся, я займусь этим лично. Ты мне веришь?
— Вам — да. Только вам.
Голыбин принял похвалу молча, чуть склонил голову и проводил меня пристальным взглядом.
Перед тем как приступить к работе, надо было заскочить домой. Я сделал крюк и сперва заехал в редакцию — узнать, как там Милена, и сказать ей, что уеду. А то будет еще искать.
Девчонку нашел в небольшом кабинетике на первом этаже. Она стояла у стола, на котором лежал штурмовой карабин, и набивала магазин патронами. Столь странное для девицы занятие заставило меня удивленно присвистнуть.
От неожиданности Милена вздрогнула и обернулась. Я увидел сведенные судорогой лицевые мышцы, плотно сжатые губы и полные слез глаза.
Вместо шутки по поводу оружия я выпалил:
— Что случилось? Что с тобой?
— Ничего, — ровным до невозможности голосом ответила она. — Ничего…
Последний патрон пошел в магазин. Милена подхватила левой рукой карабин и вставила в него магазин. Сняла оружие с предохранителя, резким рывком передернула затвор и снова щелкнула переключателем.
— Что это значит? Куда ты собралась?
Я решительно не узнавал ту девчонку, которую только недавно высаживал у редакции. Уволили ее, что ли? Или отец достал и здесь?
— Необходимо доставить почту и газеты на передовую. Надо навестить солдат, поддержать их морально, выяснить состояние. Нужен материал для газеты.
— И ты решила поехать сама?
Я сделал шаг вперед, вырвал карабин из ее рук и положил его на стол. Взял Милену за плечи, легонько встряхнул.
— Только не говори мне, что тебя посылает редактор.
— Нет, не он. Я сама так решила.
— Зачем?
— Затем, что я сотрудник газеты и сотрудник министерства печати и пропаганды. Это моя обязанность — работать с людьми.
— А редактор об этом знает?
Эти слова вывели девчонку из себя. Она рванулась из моих рук, отступила назад и надрывно выкрикнула:
— А редактор во всем слушает моего дорогого папочку! Тот велел держать меня в городе, редактор и держит! Велел охранять, тот и охраняет! Но оба забыли спросить — хочу ли такой опеки! Я — взрослый человек! Самостоятельный! Не папина дочка, а сама по себе!
Слезы потекли по щекам двумя струйками. Быстро достигли подбородка и закапали на куртку. Милена не вытирала их, вообще не обращала внимания.
— Редактор, если ему угодно, может опекать своих детей. А меня опекать не надо.
— И ты решила назло всем доказать свою самостоятель ность?
— Да!
— И ради этого готова сунуть голову под пули?
— Да!
— Даже если погибнешь?
— Да! — в запале крикнула она.
А вот это перебор. Девчонка явно не в себе, слишком много эмоций и мало рассудка. В таком состоянии она действительно может рвануть на передовую, доказывая свою состоятельность, совершить какую-нибудь глупость и погибнуть.
Доведя до инфаркта не только редактора и отца, но и ударив по мне. По мне! Вот этого я допустить никак не мог! Побоку родители и начальство. Задеты мои интересы. Там что пардон, крошка, свершиться глупости я не дам.
— Вот что, моя милая. Отец или редактор могут делать все что захотят. На передовую тебя не пущу я!
— Ты? — звонко воскликнула она, пятясь от меня. — А ты кто такой?
Точно — шок. В противном случае она бы такое никогда не сказала.
— Я тот, кто тебя любит. И кого, судя по твоим словам, любишь ты. Или это для тебя ничего не значит?
Немного опомнившись, Милена сдала назад.
— Я этого не говорила!
— Только что!
— Нет!
Шаг вперед, виноватый взгляд и… упрямые слова.
— Я люблю тебя. Но это ничего не меняет. Я должна, понимаешь, должна!
— Кому?
— Что кому?
— Кому должна?
— Вообще. Доказать, что не ребенок и слабая девочка.
— А могучий воин… — закончил я за нее. Подошел ближе и опять обнял. — Терминатор в юбке.
— Кто?
Черт, опять прокол, в этом мире супербоевик со Шварцем не выходил. И самого Шварца не было.
— Супермен, — внес я поправку.
— Нет. Я обычный человек. Способный любить родину и защищать ее.
— И всегда выполнять законы пионеров Советского Союза!.. — процитировал я фразу из пионерской клятвы.
Она опять не поняла, вскинула брови, посмотрела на меня вопросительно и удивленно.
— Как?
— Не важно. — Я слегка сбил с нее накал и теперь захватывал инициативу в разговоре. — Послушай, милая! Я понимаю, что ты хочешь доказать всему миру, что способна на все. Но не думаю, что тебе надо что-то доказывать. Я знаю, кто ты и что можешь. Твои друзья знают. И как ни странно — отец. Рискнув жизнью, ты не станешь в их глазах умнее и сильнее. Но нервы попортишь точно.
— И пусть! — азартно выкрикнула она. — Пусть нервничает! Пусть переживает! Он заслужил!
— Уверена?
— А зачем он удерживал меня у себя?