Отец, знавший о событиях на южной границе лучше многих в республике, захотел оставить дочь при себе. Видимо, до сих пор была свежа в памяти гибель жены, и он не хотел повторения истории.
Но отношения между представителями двух поколений и без того оставляли желать лучшего. Поэтому объяснение прошло бурно, на эмоциях.
Остановить взрослую дочь, не применяя давление, трудно. Практически невозможно. А такую упрямицу — и подавно. Когда Милена отвергла предложение, отец хотел попросту не пустить ее. Что из этого вышло, Милена говорить не захотела. Но я так понял, что кое-что в интерьере отцовской квартиры пришло в непригодность.
Сообразив, что ничего из его затеи не выйдет, отец сгоряча пообещал, что Милену уволят из редакции и нигде в Самаке не примут на работу.
На что получил ответ:
— На улице жить буду и голодать, но сюда не вернусь! Ты и мать так же затравил, и меня хочешь!
Вот тут девочка слегка перегнула.
Говорить в лицо отцу о его жене такое не позволено никому. Министр не сдержался и залепил пощечину дочке. На этом семейное общение закончилось. Милена тут же собрала вещи и выехала в Самак.
Каково ее состояние, понять легко. На работу она не звонила, опасаясь, что отец исполнил угрозу и надавил на главного редактора. Мне тоже не звонила. Почему — сама не знает. Просто не могла.
Мое появление сперва вывело ее из строя. И только когда я пошел к выходу, она опомнилась. И буквально упала в мои объятия.
* * *
Все это Милена выкладывала уже после того, как прошла внезапная истерика. Сначала она просто плакала, уткнувшись мне в грудь. Я не мешал (в такой ситуации успокаивать нельзя), только гладил по голове и прижимал к себе. Потом, когда поток слез иссяк, она начала сбивчиво говорить, перескакивая с одного на другое.
С некоторым трудом уяснив суть дела, остальное я домыслил сам. Уловив момент, когда Милена немного успокоилась, отодвинул ее чуть в сторону, подал стакан воды и спросил:
— И каковы твои дальнейшие планы?
— Не знаю. Надо съездить в редакцию. Выяснить, что там. А уж потом…
— Логично. Я тебя даже отвезу.
— А ты не на работе?
Милена приходила в себя на глазах и уже могла рассуждать здраво.
Я невесело усмехнулся, покачал головой.
— Видишь ли, милая, я тоже решил сменить обстановку. И ушел с работы.
— Ты? — Ее глаза округлились. — Но как? Зачем?
— Не сошелся характером с непосредственным начальником. И попросил расчет.
— И как же ты теперь?
Милена подсела ближе, погладила меня по плечу. В ее глазах были сочувствие и нежность.
— Артурчик. Милый мой. Ничего страшного. Люди везде требуются, найдешь другую работу.
Наивность и доброта подружки тронули меня. Я обнял ее, поймал губами ее губы, прижал сильнее. Милена ответила с небольшим запозданием.
Обсуждение мы прервали. И занялись другим, более важным делом. Важным для нас обоих…
Где-то через час Милена исчезла в ванной. А еще через полтора была почти готова к выезду. Поистине рекордный срок для девушки, обычно она тратила на приведение себя в порядок в два раза больше времени.
Пока она сушила волосы, расчесывала их, возилась с косметикой, я тоже принял ванну и успел посмотреть выпуск теленовостей. Но ничего интересного не увидел и не услышал. О событиях на южной границе не говорили вовсе.
— Я готова! — сообщила Милена, встав передо мной.
Я взглянул на подружку и одобрительно кивнул. Последние три часа явно пошли ей на пользу. С лица исчезли следы недавних проблем, глаза вновь блестели задором, а на губах играла легкая улыбка.
— Прелесть ты моя. — Я не удержался от поцелуя. Потом еще одного. Потом сказал: — Если мы сейчас не выйдем, то сегодня точно никуда не попадем.
Милена улыбнулась, провела рукой по моей щеке и ответила:
— Я тоже соскучилась. Идем?
— Едем.
До здания редакции оставалось метров пятьсот, когда радиостанция, вставленная в гнездо на передней панели, зашипела. Потом донесся немного искаженный голос Голыбина:
— Двадцатый, ответь Второму.
Я вытащил радиостанцию и нажал танкетку.
— На связи Двадцатый.
— Через сколько сможешь быть у меня?
— Через десять минут.
— Понял, жду.
— На связи Двадцатый.
— Через сколько сможешь быть у меня?
— Через десять минут.
— Понял, жду.
Машина подкатила к редакции. Милена повернула ко мне голову, бросила встревоженный взгляд.
— Что-то произошло?
— Да нет. Обычный вызов.
— Ты же сказал, что ушел с работы.
— Ушел. Возможно, мне предложат другую. Съезжу посмотрю. Ты давай здесь без шума, — сменил я тему разговора. — Если твой папаша действительно позвонил редактору, сцен не устраивай. Действуй по закону. Причины расторжения контракта, письменное объяснение, юрист… Это остановит не в меру ретивых исполнителей. Кому охота связываться с законом, да еще в такое время.
— Хорошо. — Милена чмокнула меня в щеку. — Обещаю не шуметь. А ты береги себя. Пожалуйста.
Она выпорхнула из джипа, пошла к дверям. На пороге обернулась, послала воздушный поцелуй и махнула рукой.
— Я заеду скоро! — пообещал я. — Как поговорю, сразу заскочу.
Голыбин ждал в своем кабинете. Выглядел взволнованным, глаза сужены, пальцы сплетены в цепком захвате. Взгляд скользит по карте.
Увидев меня, кивнул и встал.