— Очень серьезные, кан Элюр. Крайне серьезные.
— Ну, в таком случае…
(Внутри компьютера всякая пауза кажется бесконечно долгой: другая скорость процессов, ничего не поделаешь. Пока там стоит молчание, можно, кажется, успеть создать целый мир, развить его до предела и уничтожить без следа.
Ну, наконец-то!)
— Итак, доктор Тазон, теперь можете продолжать — никто, кроме меня, вас не услышит. Хотя я не понимаю: здесь у нас, насколько я могу судить (с громадным чувством собственного достоинства и явной иронией было произнесено это личное местоимение), все участники совещания в курсе даже и самых скрытых дел нашей фирмы.
Хотя я не понимаю: здесь у нас, насколько я могу судить (с громадным чувством собственного достоинства и явной иронией было произнесено это личное местоимение), все участники совещания в курсе даже и самых скрытых дел нашей фирмы.
— Но не работ нашей лаборатории, кан.
— В таком случае — поделитесь вашими секретами. В чем они, собственно, заключаются?
— Прежде всего в работе хроногенетиков, кан Элюр. Могу сказать вам — и это всегда будет предметом моей гордости, — что мне почти сразу удалось пригласить — или заманить, если угодно, благодаря вашей щедрости — на работу в нашу лабораторию лучших генетиков и генинженеров двух последних десятилетий. И установить постоянное и глубокое сотрудничество между ними — и самыми сильными хронофизиками фирмы. Таким образом, уже через два года после начала совместных исследований — не скрою, что велись они под моим руководством и в заданных мною направлениях, — появилась возможность говорить о возникновении новой отрасли науки — как и обычно в нашу эпоху, на стыке двух наук: хронофизики — и той области генетики, что занимается геномом человека. Что она возникла, нам стало ясно в тот миг, когда удалось расшифровать функцию одного из генов, чье назначение до того оставалось неизвестным. Речь идет о…
— Подробности потом, доктор Тазон. Объясните: почему я впервые слышу о таком достижении одной из моих лабораторий только сейчас?
— Потому, кан, что мы действовали — я лично — в полном соответствии с вашим распоряжением и научными традициями, согласно которым об открытии сообщается лишь после тщательной экспериментальной проверки, когда становится ясно, что подобные эксперименты могут быть поставлены и любыми другими специалистами — в соответствующей обстановке, разумеется.
— Н-ну… допустим. Почему же эти эксперименты не были своевременно проведены? Вы сказали — через два года после начала… то есть около полутора лет тому назад? Чего вам не хватало для завершения работы?
— Только одного, кан Элюр: людей.
— Но если вы смогли привлечь к сотрудничеству, по вашим же словам, наилучших специалистов, то…
— Я имею в виду не специалистов, кан.
— Кого же?
— Тех, на ком можно было бы этот эксперимент поставить. Речь ведь шла о генетике человека, не кошки и не свиньи.
— Ваши слова заставляют думать, что эксперименты могли бы стать опасными… для тех, кто им подвергся бы?
— Не только могли, кан. Должны были.
— И по этой причине… проводить их на Милене было затруднительно, понимаю.
— Не только там, кан; в любом мире с более или менее устоявшейся жизнью, законодательством, охраной здоровья, порядка…
Элюр Синус моргнул. Но лишь единственный раз.
— А тут, следовательно, вы нашли все необходимые условия.
— Совершенно верно, кан. Могу уточнить…
— Нет нужды: я примерно представляю. Но вынужден заметить, что вы еще не сказали ни слова о сущности вашей новой науки и тех экспериментов, которых вам так не хватало для официального сообщения, оформления приоритета и так далее — всего того, чем вы, ученые, столь дорожите. Не заставляйте меня пришпоривать вас, доктор Тазон.
— Ни в коем случае. Но не обижайтесь, если я начну с общеизвестных истин.
Но не обижайтесь, если я начну с общеизвестных истин. С того, например, что каждый родившийся человек проживает в этой жизни — или, формулируя несколько иначе, употребляет для своей жизни — некоторое количество времени. Обычного, того, что у нас принято называть фоновым.
— Да, можно назвать это и так. Или — временем-один.
— Существовало определенное количество гипотез и даже теорий, пытавшихся объяснить, что же именно является фактором, определяющим то количество времени, которое находится в распоряжении каждого индивидуума; попросту говоря — чем обусловлена продолжительность жизни любого человека.
Образом жизни? Тем, что он ест, что пьет и сколько, чем дышит, каким инфекциям подвергается, и так далее? Состоянием окружающей его среды, то есть местом его проживания? Устойчивостью нервной системы и характером высшей нервной деятельности? Волей к жизни? Наследственностью?..
— Последнее, кажется, считалось наиболее убедительным…
— И по праву, кан, по праву. Оставалось лишь неясным — что же именно передавалось по наследству, то есть генетическим путем. О существовании возрастного гена знали и до нас; но какая в нем программа и как эта программа действует, оставалось тайной за семью печатями. Уместно сравнение: было выяснено, по какой дороге приехали, но оставалось совершенно неизвестным — кто именно приехал и что привез с собою. Не совсем исчерпывающие знания, согласитесь.