Она, похоже, колебалась. Осмелела?
— Я спросил…( Очень зловещим голосом.
Осмелела?
— Я спросил…( Очень зловещим голосом.)
— Да… подходит.
— Давайте ее сюда! Быстро! Ну?!
Медленным, как бы связанным движением женщина вынула карточку из жакетного кармашка. Положила на стол. Он схватил. Оглядел. То, что нужно.
— Теперь я огорчу вас уходом, мадам. Но перед тем хочу предупредить: вы сидите тут до конца смены. Никому — ни слова, иначе пострадаете первой. Карточку обронили. Ее и в самом деле найдут в мусоре… к концу дня. Вы все поняли?
Только кивок.
— Не слышу!
— Да… поняла.
— Счастливо оставаться, милая!
Оглядеть коридор, переключив на него монитор. Пусто. Вырвать из обоих гнезд фидер. Сложив, сунуть в карман. Отсюда больше ничего увидеть нельзя. Дверь. Аккуратно затворить за собой. И — карточкой — запереть. Теперь самой даме оттуда не выбраться.
Где она там, тридцать восьмая камера?
Не так близко, как подумалось. Но вот и она наконец.
Карта сработала исправно. Фигура все там же — на полу, в уголке. Даже не посмотрела на вошедшего. Но если произнести несколько слов…
Тон Чугар произнес их:
— Бабуля, чем могу помочь?
На него посмотрели. И он услышал:
— Надо делать ноги отсюда, дедуля. Иначе они меня прикончат.
Тут и он сказал еще слово-другое. Крепенькое. Не в ее адрес, конечно, а просто для облегчения души. Услыхав бодрые выражения, лежавшая с трудом поднялась, распрямилась. Старуха. Старая-престарая. Нельзя ее брать с собой: с нею далеко не уйти. Но… И оставить тоже никак нельзя.
— Идемте, — сказала она, словно командовала им.
Он, внутренне удивившись, все же повиновался без слов.
Вышли. Она с трудом, но все же передвигала ноги. Тон запер камеру. И повел пленницу в том направлении, которое показалось ему правильным. Он не ошибся. Вот лифты. Они не работают, помнил он. Но для своего-то персонала есть, наверное, хоть один?
Этим одним оказался шестой. Чугар вызвал его все той же карточкой. Вошли. И он нажал самую верхнюю кнопку.
33. Вот и день прошел
На ужин монтажная команда номер четыре возвращалась медленно; не потому, что не хотелось есть, голод-то ощущался, но, похоже, все силы до последней капли остались там — в «ХТ Метаморф-2» — так официально называлось место их работы. Хотя, как ни называй, все равно понять что-либо было не то что трудно, но просто невозможно.
Именно так, во всяком случае, думал Пат Пахтор, вместе со всеми новыми сотоварищами бредя к строению, которое все они уже стали называть своим домом — хотя бы потому, что другого просто не было, а жить совсем без дома человеку нельзя. Но думал он не только об этом; главным среди тяжело ворочавшихся в голове мыслей и ощущений оказалось великое удивление, которое, как ни старайся, все никак не желало утихомириться.
Удивляло все. И прежде прочего — сам рабочий день. Пат не впервые работал на монтаже — и попроще, и посложнее. И достаточно хорошо представлял себе, что к чему: вот тебе количество работающих, вот — уровень механизации, вот — степень сложности, вот — организация процесса и, наконец, вот — затраченное время. И, как производное всего этого, — результат.
Выход, как говорится, готовой продукции.
Выход, как говорится, готовой продукции.
Человеку, обладающему подобным опытом, не составляло большого труда мысленно выразить в цифрах все характеристики сегодняшнего, первого для этой команды рабочего дня. Заранее было ясно, что результат будет меньше того, какой могла бы дать хорошо слаженная бригада. Люди впервые стали работать вместе, у некоторых (это сразу почувствовалось) не хватало, а скорее — просто не было опыта монтажа конструкций такого масштаба, так что потери обычно возникали на каждом шагу: неверно прочитал схему, не так подошел, не так подал и наложил, приходится повторить действие сначала — ну, и все такое. Плюс еще невозможность не отвлекаться: слишком уж странным казалось все, что привелось здесь увидеть, и оглядка, а то и просто глазение широко распахнутыми очами было просто необходимым, потому что в рабочем пространстве человек должен чувствовать себя привычно спокойно. Ну, не так, как у себя дома, но как, скажем, в вагоне поезда: я в этом вагоне впервые в жизни, но заранее знаю — где, что и как, почему и зачем. Начальство, конечно, понимало, что без потерь не обойтись. Так что Пат Пахтор, с самого начала на глазок прикинув, был убежден, что сделают они от силы — ну, если ноль целых шесть десятых положенного, то это будет большой удачей и десятнику останется только потирать руки от удовольствия.
Это Пат так решил в самом начале. А потом произошло странное: работа так закрутилась и завертелась, что пропало всякое ощущение времени, а возникло что-то совершенно другое: похожее на чувство полета. Хмельное такое состояние, как в лихой пляске, когда ноги делают выкрутасы и у тех, кто в жизни никогда не танцевал даже что-нибудь медленное и простенькое. Типа «Шаг вперед и два назад».
Закрутило их так, что вот сейчас, медленно ступая, даже чуть подволакивая ноги, Пат Пахтор пытался и никак не мог вспомнить: что же, собственно, они делали и в какой последовательности. И что же, черт бы взял, они монтировали? Что это такое было? Чем это не было, он сказал бы запросто — если бы оказался сейчас в состоянии вспомнить хотя бы — как это выглядело. Не успел запомнить? Или просто вылетело из головы?