Тут Иванос перебил меня:
— Это все правильно. Но ты верно сказал — «обратилась бы». Вот в этом «бы» и все дело. Сослагательное наклонение. Оно никак не свидетельствует о факте.
— Ладно, — сказал я, — попробуем обойтись без «быканья». Вернемся к фактам. Номер первый: она позвонила тебе по закрытой связи и договорилась о встрече.
— Вот те раз! Откуда ты это взял?
— Ну, генерал! Скажи, откуда она тебе звонила? Ты, конечно, не преминул установить аппарат, с которого… Иначе было бы непрофессионально.
— Вот те раз! Откуда ты это взял?
— Ну, генерал! Скажи, откуда она тебе звонила? Ты, конечно, не преминул установить аппарат, с которого… Иначе было бы непрофессионально. И увидел, что она воспользовалась не домашней, поскольку у нас ее быть не должно, но обычной уличной установкой связи — потому что именно на такую установку показали твои приборы. И ты ее пригласил прийти для серьезного разговора.
— Сколько я тебя знаю, Ра — никогда еще ты не фантазировал в таких масштабах и столь безудержно. Давай дальше в том же духе. Как звали старушку, которую я — топориком?.. За что? Чтобы не рассказывала тебе страшных сказок?
— Ива, милый! Ты все-таки основательно отвык от нас. Ладно, внесу ясность, но с условием: моя откровенность не поведет к нежелательным для меня — и для Лючаны — последствиям.
— Ну сажать тебя под арест до выяснения или нет — я еще не решил… Хорошо, обещаю.
— Так вот. Люча не пользовалась никакой городской точкой — поскольку у нас дома существует своя, я ее сохранил с лучших времен, уцелевшие еще наши допуски дают нам право иметь такую аппаратуру, а из регистрационных списков она по какой-то странной случайности (тут он иронически усмехнулся) выпала. Оттуда, из моего кабинета, она и разговаривала с тобой, а как отвести твой поиск источника, перевести его на любой другой аппарат — этому нас учить не надо. На моей же установке, дорогой генерал, все разговоры пишутся по автомату и сохраняются вплоть до команды на стирание. Хочешь, чтобы я воспроизвел тебе весь ваш разговор? Он у меня в мике — для верности.
— Сукин ты сын, — проворчал Иванос. — Нарушаешь закон.
— Слушай, — сказал я, — а разве для нас когда-то существовали законы? Мы живем — и ты, и я, и любой такой же — не по законам, а по правилам игры. И я их ни в чем не нарушил. Или ты считаешь иначе? Тогда будем спорить. Только время-то уходит.
— Но это был, как ты говоришь, первый факт. А второй? Хочу быть в курсе всех твоих аргументов.
— Сделай одолжение. Второй заключается вот в чем: она просто не могла бы уйти, так и не оставив ни словечка — ну, хотя бы у Вратаря для передачи мне. Скорее всего, это были бы очень крутые и неприятные слова — но уж такова она: ей нужно, чтобы последнее слово всегда оставалось за нею. И она не преминула бы сделать это, если бы не та единственная причина, которая могла ее от этого удержать. Причина называется «Уровень секретности». То есть ее подключили к операции настолько закрытой, что даже сам факт ее ухода не должен был нигде фиксироваться. Потому что она отлично знала — да и ты, приятель, тоже, — что я уже по одной ее интонации понял бы достаточно много, это могло оказаться тем концом ниточки, ухватившись за который я стал бы разматывать весь клубок. А это ты считал недопустимым — поскольку я в деле не участвую. Она ничего не оставила потому, что ей запретили. А из всех, кто мог наложить такое табу — и кого она бы послушалась, — ты у меня идешь под номером первым.
— Да, — уронил он невесело. — Спасибо за высокое мнение. Ну ладно, был такой разговор. И приходила она сюда. Лично я ее и пригласил. У нее тогда была одна мысль: найти тебя. И она почему-то решила, что я в курсе дела, где ты можешь находиться. Ну, я помог ей — навел справки по ВВ-станциям и космопортам, а также и по внутренней сети. И доискался: выяснили, что ты удрал на Трешку. Она кинулась на ВВ. Оперкейс был с нею, да — это я теперь понял, когда ты мне сказал, а тогда я подумал — ну, нормально, бельишко там, косметика, зубная щетка… Мне тогда, откровенно говоря, не до того было — хватало другой зубной боли.
Ну, вот, она поблагодарила и убежала. На ВВ-станцию, как я полагаю. И исчезла. Так что все твои идеи насчет закрытых операций и всего подобного на сей раз не соответствуют.
— Исчезла… Может, объяснишь подробнее? И о зубной боли тоже?
Иванос глянул на меня искоса:
— Да уж придется, наверное…
8. Доктор Тазон в затруднении
— Нет, — сказал доктор Тазон ассистенту Сеготу, — с этой чертовой бабой я больше связываться не стану. Немыслимое дело — нападать на ученого! Да и она уже, по сути дела, пустая — помрет и без нашего вмешательства. Ах ты, господи, как эта дрянь ухитрилась меня… Ну уж дудки — без охраны я к таким больше не ходок.
— Врач сказал — вам повезло. Если бы…
— Сегот! Об этом нигде ни слова — приказываю! Не хватает только, чтобы о подобном казусе стали болтать в научных кругах и тем более — в руководящих. Воистину — беда приходит оттуда, откуда ее меньше всего ждешь.
— Может быть, просто не кормить ее, кан? Тогда она протянет совсем недолго.
— М-м… Мысль хорошая, однако… Все же это было бы неэтично, вам не кажется? Доверимся природе — и тому, что наши расчеты достаточно точны и счет у нее пошел на часы, не более. Хотя, конечно, когда имеешь дело с женщиной…