Однако, скорее всего, ни с кем из посторонних Крат на эту тему разговаривать бы не стал. Как и на многие другие. А если бы кому-нибудь уж очень захотелось бы завести с ним разговор, спрашивать следовало бы совсем о другом.
Вот если бы доктор Крат услышал такое: «Астин, ты доволен жизнью?»
То уже одного взгляда, полученного в ответ, оказалось бы достаточно, чтобы понять: нет. И еще раз — нет. Тысячу раз — нет!
Хотя причин для такого отношения к своей жизни вроде бы у него не было.
Оба занимаемых Кратом поста принадлежали к высшим должностям на фирме; но, похоже, это обстоятельство не очень-то радовало хронофизика, не тешило его самолюбия. Потому ли, что необходимость координировать деятельность обоих отделов отнимала все больше времени от работы по его собственной тематике? А работа эта, безусловно, с каждым днем приобретала все большее значение не только для науки (которую, даже при самом горячем желании, нельзя было счесть его личным делом), но и для самой фирмы, и всего Улара в целом. Того самого Улара, который еще не так уж давно казался ему — и Тине, его жене — просто подарком благосклонной судьбы, даром небес, если угодно. Или у него были и другие причины предъявлять претензии к судьбе?
Если бы вопрошавший, не удовлетворившись взглядом, попросил бы более конкретных объяснений, он, возможно, услышал бы вместо ответа встречный вопрос:
«Как по-вашему, был бы сэр Айзек доволен, если бы направления и программы его исследований определялись и направлялись, скажем, ост-индской компанией? Или великий Альберт — если бы судьбой «частной теории относительности» распоряжался тот банк, в котором он во время ее создания работал клерком?»
Именно так и назвал бы он и Ньютона, и Эйнштейна: запросто, по именам. Что позволяет предполагать, что себя доктор Крат тоже причислял к фигурам именно такого масштаба — и не только в физике, но и в судьбе человечества. Имея в виду, возможно, именно то, что, не подпиши Эйнштейн письмо, направленное учеными Франклину Рузвельту, неизвестно, возник ли бы «Манхеттенский проект», приведший к созданию атомной бомбы.
Будь у него хотя бы тот уровень независимости, какой и Ньютону, и Эйнштейну давали их имена, может быть, Крат и не возражал бы против применения полученных им результатов даже и в военной области.
Но — увы! — имя его, хотя и было известно и пользовалось уважением, — но лишь в пределах фирмы; а покинуть эти пределы (ни лично, ни хотя бы в виде некоей информации) он не мог по причинам, которые вряд ли стал бы объяснять не только первому встречному, но и второму, и третьему, и энному.
Хотя, вполне вероятно, Крат и счел бы возможным намекнуть, что фирма «ХроноТСинус» — это вам не британская торговая компания и тем более не какой-то швейцарский банк двадцатого века.
Но после этого хронофизик наверняка прервал бы разговор и вернулся к своим размышлениям и повседневным делам, заставляя себя вновь стать человеком, живущим лишь интересами фирмы.
Поэтому сейчас, в начале рабочего дня, Крат лишь бегло просмотрел последние сводки — копии тех, что получали глава фирмы Элюр Синус и другие пять руководящих лиц — узкий круг. В сводках Крата интересовало главным образом участие отделов Института в промышленной и строительной деятельности, а также в поддержании уровня безопасности. Пока, кажется, все обстояло более или менее нормально. Подчиненная непосредственно ему самому группа хронофизиков, работавшая в программе «Пигмей», шла даже с некоторым опережением; строительство Второго Энергоцентра (так в обиходе называли «Метаморф ТЕ-2» держалось в графике, строящиеся заводы — Восьмой и Девятый — тоже. Выработка необходимой для жизнедеятельности фирмы энергии вроде бы росла…
Поджав и без того тонкие губы, Крат закрыл сводки и отвернулся от дисплея.
Ожидать какой-то помощи от компьютера, даже такого мощного, каким был уларский «QS» — «Quasi Sapiens», — в волновавшем его деле не приходилось; думать и делать выводы необходимо было самому.
Дело же, дававшее ему все меньше покоя, заключалось в том, что выработка энергии в действительности не росла. Наоборот — падала. Пока не очень заметно для, так сказать, невооруженного глаза; но у Крата-энергетика было достаточно опыта и интуиции, чтобы почувствовать: это лишь начало процесса, и развиваться он будет достаточно быстро.
Почему?
Такой вопрос Крат-энергетик задал Крату-хронофизику. А тот, в свою очередь, переадресовал его Аномалии и теперь пытался получить от нее ответ, выраженный в цифрах и формулах, то есть на универсальном языке Вселенной. Ответ — если только это не простое «да» или «нет», — должен представлять собою связную фразу, состоящую из некоторого количества слов. И вот сейчас какие-то слова у Крата уже были. Но — он чувствовал — меньшая их часть. А остальные предстояло еще найти. А отыскав — построить из них ту самую фразу, которая и окажется искомой. Что тоже не просто, потому что из одних и тех же слов можно, как известно, построить фразы совершенно противоположного смысла — если неправильно расставить запятые и иные «перпиньяны», как Крат называл про себя знаки препинания.