По соседству стояли два корпуса. А не один, как казалось издали. Большой и маленький. Словно отец с сынком.
Большой — сразу видно, жилой. Или конторский. Или и то и другое. Во всяком случае, обитаемый. Для людей. А вон и люди около него — человек пять, похоже. Стоят, смотрят сюда. Ждут приезжающих, скорее всего.
Все ближе здания, совсем уже рядом.
Стоп.
Стоп. Остановились близ малого дома. Приехали.
— Выходите все!
Выйдем. Дело простое.
— К той двери, что крайняя справа. Вещи вот сюда, на эту площадку. Потом разберете, после контроля.
«И тут еще контроль! Ну, мать их за ногу!..»
Это Пат подумал, конечно, только про себя: давно уже усвоил, что чем меньше звуков издаешь, тем меньше будет у тебя и неприятностей: три четверти, если не больше, всех жизненных сложностей происходит именно от недержания речи. Это очень просто и наглядно. Непонятно только — почему на свете так много людей, до зрелого возраста, а то и до старости неспособных усвоить такую простую истину. Где ни окажись, такие обязательно найдутся, и от них следует держаться подальше.
Вот и тут то же самое.
— Эй, я сюда вербовался не контроли проходить, а дело делать, работой заниматься! Или нам за каждый контроль отдельно платить станут? Что-то не помню я такой статьи в контракте…
Пат искоса, не в упор глянул на говоруна, оказавшегося, как назло, совсем близко. Ну и видок у мужика — как будто его рожу пекарь долго месил перед тем, как в печь поставить. Наказал господь. Ну, ничего удивительного, что с таким обликом человек с начала и до конца будет чувствовать себя сильно обиженным жизнью — оттого и станет заявлять претензии по всякому поводу.
Сейчас надо спокойно, без резких движений, отойти подальше: обычно такие обиженные, сделав заявление, сразу же принимаются искать поддержку у окружающих. И всякий, даже если ни словом не откликнется, тут же попадет на заметку. А никакое начальство не любит и никогда не полюбит тех, кто вносит беспокойство в нормальную обстановку.
Ну да, вот тебе пожалуйста!
— Эй ты, горластый! Как тебя там?..
Это кто-то из тех, кто тут командует.
— Ну, Тон Чугар, если интересуешься.
— Ты бы рот так широко не разевал — не то язык простудишь, тут у нас не жарко. И будешь жить с забинтованным языком. Большие неудобства почувствуешь.
— Это ты меня напугать решил?..
Но Пат Пахтор отошел уже достаточно далеко. Ну, еще один контроль, значит, еще один, такие уж тут порядки. Если судьба занесла сюда, а не туда, куда хотел, будем приноравливаться к новой жизни… Покосился направо, налево, прежде чем выпустить из рук баул и инструменты. Опасался, как бы кто-нибудь не приделал им ноги, пока его, в который уже раз, станут спрашивать, что да как.
— Да не моргайте: у нас тут не воруют. Если что и свистнешь — не спрячешь и не продашь. А разборка будет крутой. Так что сопите спокойно в две дырки.
Ну, ладно. Раз говорят — значит, так и надо.
К указанной двери Пат успел первым. Быстрее пройдешь — раньше и вернешься к вещичкам. Может, сразу и покажут, где жить, куда барахло положить. Дальше никуда не повезут, это уж точно.
Да, хорошо бы коечку указали поскорее. И позволили бы выбрать, пока остальных станут тягать. Где-нибудь к окошку поближе. Интересно, по сколько тут селят в комнате? Хорошо бы не более пяти. Иначе — уже толпа. Не будет того уюта.
Поскорее бы, а? Вроде бы и спал — но вот сон чего-то накатывает.
…- Садитесь. Назовите ваше личное имя. Семейное имя.
— Пат Пахтор.
— Пат — это личное имя?..
— Вот тут будешь квартировать, земляк.
Пат Пахтор осмотрелся недоуменно.
— Это… сколько же тут нас будет?
В ответ — с усмешкой:
— Ты да ты — выходит, двое.
— То есть как это: я один, что ли?
— Сам один. Такие у нас, земляк, порядки. Не к дикарям приехал. В этом мире человека уважают. Да положи ты свои бебехи! Потом разложишь. — Проводник распахнул дверцу. — Твой шкаф. — Другую: — С этим сам разберешься. В твоем мире канализация-то есть? А мыть тебя не надо — сам умеешь?
Пат только кивал: ни слова не мог выговорить — такие чувства накатили.
— Теперь, значит, столовка — ниже, на первом этаже, от лестницы — по коридору до конца. Мимо не пробежишь: запах не позволит. Если сразу пойдешь — может, еще успеешь на ужин.
На ужин успеть очень хотелось. Но еще сильнее было желание — лечь и уснуть.
— Да ладно… Устал я чего-то…
— Тогда вырубайся сразу. Потому что с утра у тебя уже рабочий день. Подъем у нас в пять утра; не бойся, не проспишь — тут и покойник вскочил бы по нашему сигналу.
— Этот вот сигнал?
Над кроватью — назвать ее койкой было как-то неудобно — в головах на гибкой чешуйчатой ножке виднелась круглая решеточка. Как при тех деревьях, только совсем крохотная.
— Нет, земеля, сирена — вон там, справа от двери, где все прочее, — но это так, для порядка, приборы установлены: сколько градусов, какая влажность, как вентиляция действует — и всякое такое. Не для тебя, для нас. А то, что ты спросил, — это просто чтобы спалось тебе хорошо и спокойно. Ну, все. Пошел я. Вас теперь разводить придется до самой ночи — этакая орава. И еще ведь не последние…
Пат едва дотерпел до конца. Проводник не успел еще выйти, как он сорвал с себя одежду и даже мыться не стал: глаза сами закрывались, сознание уходило. Хватило еще сил откинуть одеяло, но порадоваться чистому белью он уже не успел. Вырубился.