Однако машина действует не только как могущественный конкурент, постоянно готовый сделать наёмного рабочего «избыточным». Она громогласно и преднамеренно прокламируется и используется капиталом как враждебная рабочему сила. Она становится самым мощным боевым орудием для подавления периодических возмущений рабочих, стачек и т. д., направленных против самодержавия капитала.[805] По Гаскеллу, паровая машина с самого начала сделалась антагонистом «человеческой силы» и дала капиталистам возможность разбивать растущие притязания рабочих, которые угрожали кризисом зарождающейся фабричной системе.[806] Можно было бы написать целую историю таких изобретений с 1830 г., которые были вызваны к жизни исключительно как боевые средства капитала против возмущений рабочих. Прежде всего мы напомним об автоматической мюль?машине, потому что она открывает новую эпоху автоматической системы.[807]
В своих показаниях перед Комиссией о тред?юнионах Несмит, изобретатель парового молота, делает следующее сообщение о тех усовершенствованиях в машинах, которые он ввёл вследствие большой и продолжительной стачки машиностроительных рабочих в 1851 году:
«Характерная черта наших современных механических усовершенствований — введение автоматических рабочих машин. Теперь машинному рабочему приходится не самому работать, а лишь наблюдать за прекрасной работой машины, что доступно всякому подростку. В настоящее время устранён весь класс рабочих, которые полагались исключительно на своё искусство. Раньше у меня на одного механика приходилось четыре подростка. Благодаря этим новым механическим усовершенствованиям я сократил число взрослых мужчин с 1 500 до 750. Следствием было значительное увеличение моей прибыли».[808]
Об одной машине для печатания красками на ситцепечатных предприятиях Юр говорит:
«Наконец, капиталисты постарались освободиться от этого невыносимого рабства» (т.
[808]
Об одной машине для печатания красками на ситцепечатных предприятиях Юр говорит:
«Наконец, капиталисты постарались освободиться от этого невыносимого рабства» (т. е. от тягостных для них условий договоров с рабочими), «призвав на помощь ресурсы науки, и скоро они были восстановлены в своих законных правах, — правах головы над другими частями тела».
Об одном изобретении для шлихтования основы, непосредственно вызванном стачкой, он говорит:
«Орда недовольных, мнившая себя непобедимой за старыми укреплениями разделения труда, обнаружила, что её обошли с флангов и её оборонительные сооружения при современной механической тактике сделались бесполезными. Ей пришлось сдаться на милость и гнев победителей».
Об изобретении автоматической мюль?машины он говорит:
«Она была призвана вновь восстановить порядок среди промышленных классов… Это изобретение подтверждает развитую уже нами доктрину, что капитал, заставив науку служить себе, постоянно принуждает мятежные руки труда к покорности».[809]
Хотя работа Юра появилась в 1835 г., следовательно, в эпоху, когда фабричная система была развита ещё сравнительно слабо, она до сих пор остаётся классическим выражением духа фабрики не только по своему откровенному цинизму, но и по той наивности, с которой она выбалтывает нелепые противоречия капиталистического мозга. Например, развив ту «доктрину», что капитал при помощи науки, взятой им на содержание, «постоянно принуждает мятежные руки труда к покорности», он возмущается тем, «что с известной стороны механико?физическую науку обвиняют в том, будто она идёт на службу деспотизму богатых капиталистов и служит орудием угнетения бедных классов».
После широковещательной проповеди о том, как выгодно для рабочих быстрое развитие машин, он предостерегает их, что своей непокорностью, стачками и т. д. они ускоряют развитие машин.
«Такие насильственные бунты», — говорит он, — «обнаруживают самый презренный вид человеческой близорукости, ту близорукость, которая делает человека своим собственным палачом».
Наоборот, несколькими страницами раньше говорится:
«Без этих сильных столкновений и перерывов, вызываемых ложными воззрениями рабочих, фабричная система развилась бы много быстрее и с ещё большей пользой для всех заинтересованных сторон». Потом он опять восклицает: «К счастью для населения фабричных округов Великобритании, усовершенствования в механике совершаются лишь постепенно». «Несправедливо», — говорит он, — «обвинять машины в том, будто они ведут к уменьшению заработной платы взрослых, вытесняя известную часть последних, благодаря чему их число начинает превышать потребность в труде. Но машины ведь увеличивают спрос на детский труд и таким образом повышают его заработки».
Но, с другой стороны, этот же утешитель защищает низкую заработную плату детей тем, «что она удерживает родителей от посылки своих детей на фабрики в слишком раннем возрасте». Вся его книга представляет собой прославление неограниченного рабочего дня, и если законодательство воспрещает истязать детей 13 лет больше 12 часов в сутки, то это напоминает его либеральной душе о самых мрачных временах средневековья. Это не мешает ему призывать фабричных рабочих к благодарственной молитве провидению за то, что оно посредством машин «создало им досуг для размышлений о своих нетленных интересах».[810]