Материальный износ машины бывает двоякого рода. Один возникает из её употребления, — как монеты изнашиваются от обращения, — другой из неупотребления, — как меч от бездействия ржавеет в ножнах. В последнем случае она делается добычей стихий. Износ первого рода в большей или меньшей мере прямо пропорционален употреблению машины, износ второго рода — до известной степени обратно пропорционален употреблению.[736]
Но, кроме материального износа, машина подвергается, так сказать, и моральному износу. Она утрачивает меновую стоимость, по мере того как машины такой же конструкции начинают воспроизводиться дешевле или лучшие машины вступают с ней в конкуренцию.[737] В обоих случаях, как бы ещё нова и жизнеспособна ни была машина, её стоимость определяется уже не тем рабочим временем, которое фактически овеществлено в ней, а тем, которое необходимо теперь для воспроизводства её самой или для воспроизводства лучшей машины. Поэтому она более или менее утрачивает свою стоимость. Чем короче период, в течение которого воспроизводится вся её стоимость, тем меньше опасность морального износа, а чем длиннее рабочий день, тем короче этот период. Если машины впервые вводятся в какую?либо отрасль производства, то один за другим следуют всё новые и новые методы удешевлённого их воспроизводства[738] и новые усовершенствования, охватывающие не только отдельные части или аппараты, но и всю конструкцию в делом. Поэтому в первый период жизни машины этот особый мотив к удлинению рабочего дня действует с наибольшей силой.[739]
При прочих равных условиях и при данной величине рабочего дня эксплуатация удвоенного числа рабочих требует удвоения и той части постоянного капитала, которая затрачивается на машины и здания, и той его части, которая затрачивается на сырой материал, вспомогательные материалы и т. д. С удлинением рабочего дня масштаб производства увеличивается, между тем как часть капитала, затраченная на машины и здания, остаётся без изменения.[740] Благодаря этому не только возрастает прибавочная стоимость, но и уменьшаются затраты, необходимые для её получения. Конечно, это явление в большей или меньшей мере наблюдается вообще при всяком удлинении рабочего дня, но здесь оно имеет более решающее значение, потому что часть капитала, превращаемая в средства труда, здесь вообще играет бо?льшую роль.
Конечно, это явление в большей или меньшей мере наблюдается вообще при всяком удлинении рабочего дня, но здесь оно имеет более решающее значение, потому что часть капитала, превращаемая в средства труда, здесь вообще играет бо?льшую роль.[741] В самом деле, с развитием машинного производства происходит связывание постоянно возрастающей части капитала в такой форме, в которой эта часть, с одной стороны, может постоянно применяться для увеличения стоимости, а с другой стороны, теряет свою потребительную и меновую стоимость, как только прерывается её контакт с живым трудом.
«Когда земледелец», — поучал г?н Ашуорт, английский хлопчатобумажный магнат, профессора Нассау У. Сениора, — «бросает свой заступ, он делает бесполезным на это время капитал в 18 пенсов. Когда один из наших людей» (т. е. из фабричных рабочих) «оставляет фабрику, он делает бесполезным капитал, который стоил 100 000 фунтов стерлингов».[742]
Подумайте только! Сделать «бесполезным», хотя бы только на одно мгновение, капитал, который стоил 100 000 фунтов стерлингов! Да это же вопиющее дело, если кто?либо из «наших людей» вообще когда?нибудь покидает фабрику! Возрастание объёма машинного оборудования делает «желательным», — полагает наученный Ашуортом Сениор, — постоянно растущее удлинение рабочего дня.[743]
Машина производит относительную прибавочную стоимость не только тем, что она прямо понижает стоимость рабочей силы и удешевляет её косвенно, удешевляя товары, необходимые для её воспроизводства, но и тем, что при своём первом введении, имеющем ещё спорадический характер, она превращает труд, применяемый владельцем машины, в труд повышенной эффективности, поднимает общественную стоимость машинного продукта выше его индивидуальной стоимости и таким образом даёт капиталисту возможность возмещать дневную стоимость рабочей силы сравнительно меньшей частью стоимости дневного продукта. Поэтому в течение того переходного периода, когда машинное производство остаётся своего рода монополией, барыши достигают чрезвычайных размеров, и капиталист стремится как можно основательнее использовать «первой страсти миг златой»[744] посредством возможно большего удлинения рабочего дня. Большой барыш обостряет неутолимую жажду ещё большего барыша.
Как только машина приобретает в данной отрасли производства всеобщее распространение, общественная стоимость машинного продукта понижается до его индивидуальной стоимости, и тогда обнаруживает своё действие тот закон, что прибавочная стоимость происходит не от тех рабочих сил, которые капиталист заместил посредством машины, а, наоборот, от тех рабочих сил, которые он при ней применяет. Источником прибавочной стоимости является только переменная часть капитала, и мы уже видели, что масса прибавочной стоимости определяется двумя факторами: нормой прибавочной стоимости и числом одновременно занятых рабочих. При данной длине рабочего дня норма прибавочной стоимости определяется тем отношением, в котором рабочий день распадается на необходимый труд и прибавочный труд. Число же одновременно запятых рабочих, в свою очередь, зависит от отношения переменной части капитала к постоянной. Теперь ясно, что как бы ни расширяло машинное производство путём повышения производительной силы труда прибавочный труд за счёт необходимого труда, оно достигает этого результата только таким способом, что уменьшает число рабочих, применяемых данным капиталом. Оно превращает в машины, т. е. в постоянный капитал, не производящий никакой прибавочной стоимости, некоторую часть капитала, который раньше был переменным, т. е. превращался в живую рабочую силу. Но, например, из двух рабочих невозможно выжать столько прибавочной стоимости, сколько из 24.
Если каждый из 24 рабочих в двенадцать часов труда доставляет всего один час прибавочного труда, то вместе они доставляют 24 часа прибавочного труда, между тем как весь труд двух рабочих составляет всего 24 часа. Таким образом, в применении машин для производства прибавочной стоимости заключается то имманентное противоречие, что из двух факторов прибавочной стоимости, доставляемой капиталом данной величины, машины увеличивают один фактор, норму прибавочной стоимости, только таким способом, что они уменьшают другой фактор, число рабочих. Это имманентное противоречие обнаруживается, как только с всеобщим распространением машины в данной отрасли промышленности стоимость производимого машинами товара становится регулирующей общественной стоимостью всех товаров этого рода; и именно это противоречие, которого не сознаёт капиталист,[745] опять?таки побуждает капитал к крайнему удлинению рабочего дня, чтобы компенсировать относительное уменьшение числа эксплуатируемых рабочих увеличением не только относительного, но и абсолютного прибавочного труда.
Итак, капиталистическое применение машин создаёт, с одной стороны, новые могущественные мотивы к безмерному удлинению рабочего дня и революционизирует самый способ труда и характер общественного рабочего организма таким образом, что сламывает всякое сопротивление этой тенденции к удлинению рабочего дня; с другой стороны, оно производит, — отчасти подчиняя капиталу раньше недоступные для него слои рабочего класса, отчасти оставляя без работы рабочих, вытесненных машинами, — избыточное рабочее население[746] вынужденное подчиняться законам, которые диктует ему капитал. Отсюда то примечательное явление в истории современной промышленности, что машина опрокидывает все моральные и естественные пределы рабочего дня. Отсюда тот экономический парадокс, что самое мощное средство для сокращения рабочего времени превращается в вернейшее средство для того, чтобы всё время жизни рабочего и его семьи обратить в рабочее время, находящееся в распоряжении капитала для увеличения его стоимости.