— Не повезло, — сказал Федор, пожалев о столь быстрой смерти своего военачальника и потере людей, — так и не удалось ему здесь повоевать толком.
— Он умер как герой, — сказал на это Гасдрубал, — пленные римляне рассказали, что едва смогли взять мост, столь сильным было сопротивление.
Атебан уничтожил больше половины римлян, что приплыли на кораблях, поэтому моя победа была легкой. Я приказал похоронить его с почестями как героя.
День выдался жарким. Когда войско достигло того самого моста, Федор заметил вдоль дороги множество трупов римских солдат, которые клевали птицы.
— Всех погибших карфагенян похоронили, — заметил Гасдрубал, когда мост остался позади, — а этих погибло так много, что еще не успели сжечь, вот и пируют стервятники. Жаль, ни одного из братьев Сципионов среди них нет.
При упоминании этого имени Федор даже расстроился. «Как же так, черт возьми, — терзал он себя, разглядывая желто-песчаные горы, поросшие сухим кустарником, — ведь он был у меня в руках. Впрочем, как и Марцелл, однажды. Везучие мне достались римляне. Ну да ничего, прекрасный Памплоний наконец встретил свою смерть. Придет и их час».
Он на мгновение задумался о том, как расскажет Юлии об этом. Но потом отогнал эту мысль от себя. В ближайшем будущем о возвращении можно было и не думать. Сначала предстояло путешествие в Африку с армией Гасдрубала, а уж потом можно было подумать и об Италии.
«Интересно, что там происходит? — размышлял Чайка, подумывая, не спросить ли об этом командующего, но тот казался погруженным в собственные мысли. — Не пошел ли уже Ганнибал на Рим?»
Однако интуиция подсказывала ему, что Ганнибал пока находится там же, где он его и оставил. А все самое главное происходит сейчас здесь, в Испании. Вернее, там, где находится Гасдрубал. Федор не мог себе объяснить этого, фактов не было, но догадки казались ему верными.
«Будущее покажет, — решил он наконец, — недолго осталось ждать. Скоро уже будем на месте».
Через несколько дней они прибыли в Новый Карфаген, где Чайка с удивлением увидел огромный флот и большую армию, усиленную осадным обозом и двадцатью слонами. В основном здесь были испанцы — иберы, кельты, лузитаны и множество других местных народностей из подвластных Карфагену отдаленных провинций, названия которых Чайка еще не запомнил. Африканскими можно было назвать только его хилиархии. Солдат было так много, что кораблей могло и не хватить, но Гасдрубал успокоил его, сообщив, что скоро прибудет еще один флот из Гадеса, а высадка на побережье будет происходить в несколько этапов.
— Ждать всех не будем, — сказал главнокомандующий, беседуя с Федором в порту незадолго до отправления, — когда первые двадцать тысяч займут свое место на кораблях, отплываем. Остальные догонят нас в Африке.
Когда началась погрузка на корабли, Чайка, находясь под впечатлением от той военной мощи, с которой они собирались отплыть в Ливию, все же поинтересовался у своего нового начальника:
— А с кем мы будем воевать?
Федору казалось, что с такой армией вполне можно было идти в поход на Рим. Например, на помощь Ганнибалу.
— Мы должны подавить мятеж царя Масиниссы, — ответил Гасдрубал и, видя по лицу Чайки, что тот слышит это имя впервые, пояснил: — Это один из наших нумидийских вассалов, как и царь Сифакс. Оба поставляют Карфагену своих всадников.
Федор кивнул, нумидийцев, с которыми ему приходилось воевать, он знал прекрасно. Первоклассные наездники и разведчики. Теперь, похоже, из союзников они стали врагами. Не все, конечно. Как оказалось, и среди темнокожих вассалов Карфагена были разногласия. Впрочем, повод, из-за которого восстал Масинисса, его даже несколько позабавил.
— Почему он восстал, — все же решился узнать Федор, — разве ему мало платили?
— Нет, просто Масиниссе приглянулась моя дочь, — сообщил неожиданно Гасдрубал, — и Сифаксу тоже.
— Почему он восстал, — все же решился узнать Федор, — разве ему мало платили?
— Нет, просто Масиниссе приглянулась моя дочь, — сообщил неожиданно Гасдрубал, — и Сифаксу тоже. Но сенату было важнее сохранить дружбу с Сифаксом, у которого больше земель и воинов, и они принудили меня отдать ее замуж за него, хотя я и обещал дочь Масиниссе. [15]
Федор помолчал, обдумывая услышанное, и, кажется, понял, из-за чего разгорелась война. Следующие слова Гасдрубала только убедили его в этом.
— Масинисса обиделся на меня, восстал и заключил мир с римлянами, едва узнал об этом, — пояснил Гасдрубал, глядя куда-то в морскую даль. — Сципион немедленно воспользовался этим, перебросив в Ливию часть своих легионов и военных советников, чтобы мятеж горел подольше. И вот теперь я вынужден уничтожить Масиниссу, хотя должен признать, что не осуждаю его. Я поступил бы так же.
«Вот оно что, вечная проблема, — осторожно, так чтобы не заметил собеседник, улыбнулся Чайка, — любовный треугольник, способный вызвать войну между союзниками. Серьезное дело. Только оно Гасдрубалу, похоже, не слишком по душе. Ведь получается, он не сдержал слова, пусть даже его и вынудили к этому сенаторы. Брак на таком уровне — дело тонкое».
Теперь было ясно, куда и зачем они плывут. А Федор даже, грешным делом, успел подумать, что Гасдрубал водит его за нос и вместо Ливии на самом деле собирается отплыть в Тарент. Хотя червячок сомнения все же терзал командира двадцатой хилиархии даже после откровений командующего, — зачем понадобилось присылать его сюда, если у Гасдрубала было достаточно сил, чтоб отбить римлян и справиться самому. «Неужели все дело в письме, которое нельзя было поручить другому, — озадачился Чайка, — и братья все же ведут какую-то игру, не посвящая меня в суть?»