Бандиты, однако, уже подошли достаточно близко, чтобы Федор мог прочесть в их глазах холодную злобу и понять, деньги им не нужны. Им уже хорошо заплатили. За убийство. «Ну что же, — как-то буднично подумал Чайка, еще раз пересчитав нападавших и поправляя шлем на голове, — само по себе это кое о чем говорит. Значит, я на верном пути».
Летис между тем устал ждать, пока кто-нибудь рискнет напасть на него, и сам бросился вперед, затеяв драку с двумя ближними бандитами, облаченными в какие-то рубища. Щитов не было ни у тех, ни у других.
Первый, бородач с платком, повязанным на голове как бандана, уклонился от удара, отскочив в сторону, а второй не успел. Атака Летиса была молниеносной. Несмотря на его массу, двигался здоровяк из Утики быстро. И его фальката после первого же выпада вспорола лохмотья и спрятанный под ними панцирь, войдя глубоко в плоть.
И его фальката после первого же выпада вспорола лохмотья и спрятанный под ними панцирь, войдя глубоко в плоть. На лице бандита отразилось недоумение, и он, замерев на мгновение, со звоном выронил свой короткий меч на камни. А затем повалился на него сам. Под мертвецом быстро расплывалось красное пятно.
— Один есть! — радостно воскликнул Летис, отступая на шаг.
Но тут остальные четверо, увидев смерть товарища, бросились на него все разом. К счастью, улица была не столь широка, чтобы атаковать всем фронтом, в этом была ошибка тех, кто планировал нападение, поэтому бандиты, несмотря на обуявшую их ярость, смогли подскочить к Летису только вдвоем.
— Давай! — орал здоровяк, уклоняясь и отбивая посыпавшиеся на него удары. — Попробуй возьми!
Увидев, что впереди завязалась драка, те, кто отрезал финикийцам путь к отступлению, тоже бросились в атаку, не дожидаясь встречного нападения. Летис один сражался с пятью, а здесь на двоих друзей приходилось семеро. Но и эти решили сначала не рисковать своими жизнями, зная, что перед ними достойный противник. Федор лишь в последнее мгновение заметил знакомое движение в заднем ряду бандитов и блеснувший в вечернем воздухе короткий клинок. Чуть уклонившись в сторону, он отвел широким лезвием фалькаты брошенный в него кинжал. Урбал просто пригнулся, и предназначенное ему лезвие со звоном ударилось о каменную стену.
— Плохо же вас готовят, — процедил он сквозь зубы и нанес встречный рубящий удар ближе всех подбежавшему бандиту, который бежал на него, подняв над головой меч.
Но клинок распорол лишь лохмотья, звякнув по металлу, а сам Урбал еле увернулся от удара, который должен был снести ему голову. «Неужели у них даже кирасы под лохмотьями? — удивился Федор, отбивая удар меча и чуть отступая. — Странные ребята».
Но второй удар финикийца был точен. Урбал проткнул бок своему поединщику, и, когда тот распластался на камнях, стал виден рыжий кожаный панцирь, обшитый пластинами из металла на груди. Тем временем Федор едва не проморгал мощный выпад, который вспорол его собственный панцирь на боку. А затем еще один удар, — клинок звякнул по шлему.
Отведя чуть в сторону руку противника с мечом, Федор с наслаждением въехал тому кулаком в челюсть, раскрошив ее. От удара в лицо парень на мгновение потерял связь с реальностью. И командир двадцатой хилиархии не дал ему второго шанса, всадив фалькату отточенным ударом в правое подреберье снизу вверх, поскольку левое прикрывала пластина. «Странный панцирь, — оттолкнув ногой издыхающего противника, подумал Федор, которому привиделось в нем что-то знакомое, но давно забытое, — похож на римский».
Однако представить, что по городу, буквально набитому войсками Карфагена, да еще в двух шагах от казарм, запросто бродит вооруженный до зубов отряд римских диверсантов, он не мог. Мысль позвать на помощь у него промелькнула, но криков все равно отсюда не услышат, да и времени дождаться подмоги им не дадут. Вечерело. Бандиты явно торопились закончить дело по-быстрому и разбежаться под покровом темноты. Но у карфагенян были другие планы.
А потому Федор продолжил сражение, уже напоминавшее мясорубку. Слишком многое зависело от того, сохранит ли он свою жизнь. В какой-то момент ему показалось, что нападавшие отлично знают, кто он такой, и стремятся убить только его, — сразу трое, оставив в покое Урбала и Летиса, набросились на Чайку, оттеснив от друзей. Еще одно обстоятельство поразило Федора: за время ожесточенной схватки в тесноте улицы бандиты не проронили ни слова, как будто были немы. Кричал на весь квартал только Летис, сопровождавший свои рубящие удары воплями ярости.
Пока Федор отбивался от троих, еле увернувшись от очередного удара кинжалом в бок, здоровяк из Утики сплеча рубанул по шее своего противника, отправив его к богам, и пришел на помощь Федору. Наскочив сзади на одного из одетых в лохмотья бойцов, он без зазрения совести всадил тому в спину свой клинок, а выдернув его из обмякшего тела, рубанул второго по голове, расколов ему череп. У нападавших, в отличие от карфагенян, шлемов не было. Они надеялись только на свое короткое оружие, что пронесли под лохмотьями, и численное превосходство, но этого оказалось мало. Федор легко разделался с последним, сначала проткнув ему бедро. А когда тот упал перед ним на колено, истекая кровью, хлестким ударом в ярости отрубил ему голову.