«Где теперь я, — подумал невесело Ларин, — и где эта Северная Италия. Вернусь ли вообще туда или здесь придется сложить свою буйную голову, еще вопрос. Но одно знаю точно: пока всех греков здесь не повыведу, Иседона не убью, не вернусь. Так что извини, Федор, придется отложить нашу встречу. Никак не поспеваю в срок».
Конечно, с Ганнибалом вышло не очень правильно, но Ларин отогнал от себя эти мысли. Не его это был вопрос по большому счету. А Иллура. И все же сомнения не отпускали адмирала, а совесть покусывала.
— Да и хрен с ним, — сказал он по-русски вслух, позабывшись, — разберемся. Где наша не пропадала.
На следующий день Иллур, оставив Аргима с тридцатитысячным корпусом, увел свою конницу в степи, переправившись на другой берег. Римское золото царь забрал с собой, отблагодарив Леху его частью. Вслед за этим и сам адмирал стал готовиться к отплытию, благо все корабли после нападения аргивцев были в порядке.
— Смотри тут, — наставлял Ларин коменданта крепости, — стены в порядок приведи да будь готов к новым нападениям. Иллур, конечно, оставил воинов на ближних перевалах, но от греков можно всего ожидать.
— Каранадиса с собой забираете? — не то спросил, не то пожаловался Гирун, теребя ножны меча и разглядывая обсыпавшуюся после взрыва «ракет» часть стены.
— Забираю, — подтвердил адмирал, проследив за направлением взгляда коменданта, — то, что мы с ним придумали, надо еще до ума довести, прежде чем снова в дело пускать. Так что и тебе спокойней будет.
Гирун, который вполне был доволен горшками с зажигательной смесью, только вздохнул.
— Запас ведь у тебя имеется, — добавил Леха, чтобы поддержать коменданта, расстроенного расставанием с лучшим взрывником.
— Имеется, — кивнул тот, — на две такие осады хватит.
— Ну вот, значит, порядок. Катапульту Архимеда погрузили? — уточнил он, увидев, как Токсар с морпехами занимается погрузкой на телеги обычных орудий.
— Еще вчера, — кивнул Гирун с восхищением, позабыв о своих неприятностях, едва заговорили об этом чудо-оружии, — знатная вещь. Одним ударом столько греков отправляет на встречу с богами. А то, может, оставили бы? Вещь тяжелая, чего ее с собой таскать.
— Нет, брат, — усмехнулся Ларин, — мне еще города брать. Пригодится.
Глава двадцать вторая
Новый рассвет
Жара стояла невообразимая. От нее не спасал даже ветер, приносивший вместо прохлады тучи пыли с холмов. Песок забивался в глаза, хрустел на зубах. Четырехдневный марш по землям Ливии выдался на редкость трудным даже для закаленных зноем солдат из африканских хилиархий Федора. Особенно начало похода, пока они еще не достигли гор, укрывшись от ветра. Впрочем, никто не жаловался. Тяготы и лишения пехотинцам Атарбала приходилось терпеть постоянно, на то она и служба.
Закрывая лицо плащом, Федор шел по узкой дороге впереди своих солдат, то и дело сплевывая песок и вспоминая спокойные деньки в Таранте, после взятия города, которые он провел вместе с любимой женщиной и ребенком.
— А как хорошо было стоять лагерем в Северной Италии, — словно в ответ на его мысли мечтательно заметил здоровяк на одном из привалов, уткнувшись спиной в камень, что находился в тени холма, — тогда, перед самым началом похода на Рим.
— Тебе понравилось бездельничать и подглядывать за купанием кельтских женщин? — усмехнулся Урбал, отдыхавший рядом. — Тем более что пришлось проторчать там без дела не один месяц.
— В самом деле, почему ты не рад, ты же почти на родине? — удивился Федор, присаживаясь рядом.
— Моя родина — Утика, — заявил сын владельца гончарной мастерской, протирая глаза тыльной стороной ладони, но лишь еще больше размазал грязь по лицу, — она стоит на берегу моря, и там не бывает таких песчаных бурь.
— Ничего, — успокоил его Федор, — вот разгоним мятежных нумидийцев этого влюбленного царька Масиниссы, и, может быть, нам дадут небольшой отдых. Тогда и съездишь к себе на родину.
— Это еще не скоро случится, — заявил Летис, прикрывая ладонью глаза от солнца, — этот Масинисса, говорят, хитер, как злые духи пустыни. Появляется из ниоткуда, нападает и вновь исчезает, только его и видели.
— А ты-то откуда это знаешь? — удивился Федор. — Ты раньше с ним не воевал?
— Я нет, — отмахнулся Летис, поглаживая ножны кинжала, который получил взамен утерянного после рейда в тыл к римлянам, — я воевать только в Испании начал, да и то морским пехотинцем. Ты же сам знаешь.
Он чуть привстал и нагнулся к сидевшему рядом Федору.
— Но другие бойцы рассказывали, из тех, кто бывал в дальних походах по Ливии. Они ходили усмирять восстание наемников, и этот Масинисса тогда воевал еще за нас. Ох и ловок, говорят.
— Как же ты его победить собрался, солдат хваленой армии Ганнибала, — упрекнул друга Федор, — если так превозносишь. Тебе поверить, так он вообще непобедим.
— Да это я так, — действительно устыдился Летис, — рассказываю, что парни говорили, узнав, на кого идем охотиться. А что до меня, так мне все равно с кем воевать, ты же знаешь. Я не боюсь ни римлян, ни кельтов, ни нумидийцев.
Последние слова Летис сказал громко, чтобы его не уличили в трусости, не обращая внимания на проходивший мимо отряд кельтов. В своих пестрых одеяниях и с неизменно размалеванными лицами, эти воины двигались достаточно быстро, даже казались менее уставшими, чем сами ливийцы, словно были двужильными. Каждый из них нес за спиной огромный меч, сеявший смерть в бою, а некоторые кельты были вооружены боевыми топорами, не менее грозным оружием.
Каждый из них нес за спиной огромный меч, сеявший смерть в бою, а некоторые кельты были вооружены боевыми топорами, не менее грозным оружием.
Глядя, как проходят эти пестро одетые племена из Испании, которых здесь было просто невообразимое количество, Федор поймал себя на странной мысли — почему Гасдрубал взял в этот поход с собой так много кельтов, ведь африканских пехотинцев, выросших в этих местах, под его началом тоже находилось немало. И тем не менее армия на восемьдесят процентов была испанской.