— Армия Карфагена, если ты этого не заметил, уже давно стала армией семьи Барка, — проговорил сенатор, словно окатил его ведром холодной воды, от которой в усталой голове командира двадцатой хилиархии все вдруг начало вставать на свои места, — воины боготворят Ганнибала и его братьев, но отнюдь не сенат и законную власть Карфагена.
— Но разве плохо, что солдаты любят своих командиров, — осторожно возразил Федор, все же рискнув взять чашу с вином, стоявшую на столике на расстоянии вытянутой руки, — ведь от этого они будут только лучше воевать с любым врагом. И пойдут за ним, куда бы он ни повел их.
— Я всегда считал, что ты неглуп, Федор Чайка, — только и сказал сенатор, откидываясь на кресле.
Других объяснений Федор не услышал. Сенатор явно подводил его к какой-то мысли, но не разжевывал ее, а предпочитал, чтобы Федор думал сам.
— Вы хотите сказать, — начал Федор, подумав немного и припомнив свои старые сомнения, — что Ганнибал не хочет подчиняться сенату Карфагена? Но не сенат ли отправил его воевать в Италию и захватить Рим. И Ганнибал почти сделал это, а если бы ему прислали вовремя подкрепления, то Рим давно бы уже пал.
Сказав это, Федор осекся… подкрепления, которых не было уже так давно. А едва появившись на Сицилии, они не спешили переправляться в Италию, да и командир у них был новый, Аравад, а не Ганнибал, так и не дождавшийся обещанного. Вывод напрашивался сам собой.
— Сенат не хочет, чтобы Ганнибал взял Рим? — пробормотал совершенно уничтоженный Федор. — Но почему? Разве у него есть какие-то опасения, что…
Магон молчал, попивая вино и продолжая смотреть в лицо Федора исподлобья, словно изучая его мысли.
— Власть над миром, Федор, очень опасная вещь, — медленно, словно обдумывая каждое слово, начал откровенничать седовласый сенатор, — а Ганнибалу и его семье, по сути, принадлежит уже полмира. Половина того самого мира, который должен принадлежать всем гражданам Карфагена, а не только тем, кто поддерживает Баркидов.
Магон поставил пустую чашу на столик и закинул в рот засахаренную дольку персика, подцепив ее пальцами из вазы.
— О том, что после взятия Рима Ганнибал повернет свои войска против самого Карфагена и чернь поддержит его, — продолжил он спокойно, словно речь шла о сущих пустяках, — я стал догадываться уже давно. Но до последнего времени не верил Ганнону, старому врагу семьи Баркидов, поддерживая Ганнибала, нашего лучшего полководца. Ведь мы одерживали одну победу за другой.
Магон все же немного разволновался, заговорив об этом, и встал, начав прохаживаться по кабинету. Несколько раз он даже поворачивался к Федору спиной. Но тот был так заворожен услышанным, что давно позабыл об открытой двери на террасу.
— Однако веские доказательства от Ганнона я получил совсем недавно, — сказал Магон, обернувшись.
— Ганнон поддерживает связь с римлянами, Ганнон — предатель! — не выдержал Федор, вновь услышав это ненавистное имя. И резким движением выдернув из-под кирасы чудом сохранившиеся там монеты с совой, бросил их на стол.
И резким движением выдернув из-под кирасы чудом сохранившиеся там монеты с совой, бросил их на стол. — Вы не должны верить ему. Это он убил вашего человека в Лилибее. И едва не убил меня, подослав своих людей.
— Что еще ты об этом знаешь? — удивился сенатор, заметив блеснувшие монеты заговорщиков с просверленными отверстиями. — Я опять недооценил тебя.
— Это он хотел, чтобы пал Тарракон, подослав туда своего помощника, советника Асто. Я сам видел, как Сципион беседовал с ним, и едва не захватил предателя! Ганнон вредит нам, он хочет, чтобы римляне победили.
— Да советник рассказывал нам о том, что едва не был пленен одним очень бойким офицером, — заметил на это Магон, — значит, это ты едва не пленил советника Асто и не убил самого Сципиона. Ты ловок, Федор. Очень ловок. Но, повторяю, ты уже очень долго воюешь против Карфагена.
— Рассказывал.. — пробормотал в растерянности Чайка, отставив чашу с вином и заерзав в своем кресле, — значит, вы… заодно с Ганноном? Значит…
— Это значит, что власть должна избавиться от реальной угрозы, происходящей от того, кто хочет видеть себя тираном, — прошипел Магон, теряя хладнокровие и наклоняясь к Чайке, все еще сидевшему в кресле. — Это значит, что сенат принял решение, не поднимая шума, что будет вредно для народа, который его тоже обожает, отозвать Ганнибала из Италии. И тогда он отказался подчиниться, показав свое истинное лицо.
— Отказался?.. — повторил Чайка.
— Да, отказался, — повторил старик, едва ли не брызжа слюной, — конечно, найдя благовидный предлог, чтобы потянуть время. Но кто в это поверит? И когда ты плыл в Испанию с планом нападения армии его брата на метрополию — сам он не может этого сделать, пока не возьмет Рим, — Ганнибал уже арестовал Аравада и всех его командиров. И вот тогда сенат единодушно принял решение тайно поддержать римлян, поскольку только они могут сейчас удержать Ганнибала в пределах Италии и связать его по рукам на других фронтах. И если раньше противодействие Ганнибалу происходило только благодаря Ганнону, оказавшемуся дальновиднее всех, то теперь этот план поддерживают все сенаторы.