Федор молча смотрел на живописный берег, проплывавший в стороне, и пустынное море вокруг. Корабли, прятавшиеся от шторма в гаванях Ибицы, не решились пока покинуть остров.
— Долго еще идти? — спросил наконец Федор, отворачиваясь от Ибицы и возвращаясь в реальность.
— К вечеру будем, — ответил Бибракт.
— Хорошо, — кивнул Федор, — возвращайтесь на старый курс.
«Значит, если Баал-Хаммон нас не покинет, — рассудил Федор, отправляясь к себе, — вечером будем уже на испанском берегу, а оттуда до Тарракона отправимся пешком. Так надежнее. Горцы, конечно, тоже бунтуют, но зато никакого тебе римского флота».
Впрочем, надежда на легкое завершение в целом спокойного плавания не оправдалась. После обеда, когда они отдалились от Ибицы на несколько часов, окончательно потеряв ее из вида, Чайку разбудил настойчивый стук в дверь. «Что-то случилось, — осознал командующий эскадры, едва проснувшись, — иначе меня не побеспокоили бы».
— Ну что там? — спросил Федор у солдата, оказавшегося за дверью.
— Капитан зовет вас на палубу, — коротко сообщил он, — на горизонте появился римский флот.
Федор больше ни о чем не стал расспрашивать посыльного, а, надев доспехи, поднялся на палубу. Бибракт стоял на корме, рассматривая шедшие наперерез корабли, в которых угадывались римские квинкеремы. Пехотинцы из двадцатой хилиархии, столпились у борта, обсуждая происходящее на море. Окинув взглядом колонну своих кораблей, следовавших позади «Агригента» и оценив курс римлян, Федор пришел к выводу, что Бибракт пытается прорваться без боя в сторону уже видневшегося на горизонте берега. Римлян было, по самым скромным подсчетам, около тридцати кораблей. Два десятка квинкерем с абордажными мостиками и около дюжины триер, бороздивших своими носами волны на самом острие атаки. У плохо различимого берега Федор тоже заметил несколько размазанных силуэтов, но были это корабли финикийского охранения, что могли прийти на помощь, или те же римляне, оставалось неясным. Складывалось впечатление, что римляне вполне могли отрезать их от берега. «Этого нам только не хватало, — подумал Федор, но о том, что будет происходить дальше в этом случае, думать не стал, успокоив себя, — шанс пока есть».
— Успеем? — задал риторический вопрос Чайка, останавливаясь рядом с Бибрактом и прикладывая ладонь ко лбу, чтобы прикрыть глаза от солнца.
— Ветер попутный, — осторожно пожал плечами капитан.
— Но и для них тоже, — проговорил Федор, махнув рукой в сторону кораблей противника, двигавшихся на сближение.
— Выиграет тот, чью сторону примут боги, — ответил Бибракт, прищурившись.
— Тогда зови прорицателей, — приказал Федор, нуждавшийся в поддержке богов перед нелегким решением, — пусть быстрее принесут жертву. Ведь римляне заняты сейчас тем же самым. Тут главное, кто скорее сможет умилостивить богов.
Бибракт покинул корму и сходил за жрецом, который сопровождал их от самого Тарента. Тот, принеся с собой весь необходимый для ритуала скарб, немедленно разделал жертвенного петуха острым ножом на походным алтаре, устроенном у передней мачты.
Тот, принеся с собой весь необходимый для ритуала скарб, немедленно разделал жертвенного петуха острым ножом на походным алтаре, устроенном у передней мачты. Внимательно осмотрев его внутренности, бородатый жрец в неподпоясанной тунике медленно сжег птицу на жаровне. Затем долго изучал дым, поднимавшийся от сгоревших перьев и мяса, и наконец воздел окровавленные руки к небу, издав какой-то рык.
«Да, так надежнее, — подумал Чайка, когда жрец зарезал петуха и расчленил его, — чем ждать, пока священные цыплята склюют все зерно, как это любят делать римляне [10] ».
Федор, наблюдавший не сходя с места весь ритуал жертвоприношения, время от времени поглядывал на перестроения римлян и даже утомился ждать. Пора было принимать решение, еще немного и маневрировать будет поздно.
— Мы выиграем сражение, — возвестил жрец, — так сказал мне Баал-Хаммон.
Бибракт, стоявший неподалеку от него, обернулся в сторону командующего с радостным видом, словно сражение уже было выиграно. Он ни минуты не сомневался в предсказании.
— Будем надеяться, что боги услышат тебя, — проговорил Чайка, у которого к этому моменту уже созрел план стремительно приближавшегося сражения, — а к римлянам останутся глухи. Бибракт!
Капитан, оставив жреца, быстро поднялся к нему.
— Немедленно дай сигнал на другие корабли, — приказал Федор, когда капитан оказался рядом, — пусть три квинкеремы выдвинутся вперед. И еще три идут за ними. Если римляне успеют обогнать нас и преградят дорогу, они должны будут проломить их строй и прорваться. Мы не будем ввязываться в долгое сражение. Те, кто прорвется, не должны ждать остальных. Выживет тот, кому помогут боги.
Бибракт, задержавшись на мгновение, все же кивнул и подозвал адъютанта. Зазвучали команды, корабли перешли на весла. Вскоре финикийские суда перестроились, на ходу совершив сложный маневр, глядя на который Федор невольно вспомнил о былой славе пунийских моряков. Несколько квинкерем, обогнав чуть «притормозивший» «Агригент», вышли вперед. Теперь шесть кораблей шли в два ряда, мерно погружая в волны сотни своих весел. За ними на расстоянии всего в два корпуса шел «Агригент» и корабль Атебана. И еще четыре квинкеремы, среди которых та, на которой плыл Абда, командир тринадцатой хилиархии. Все корабли были «под завязку» набиты солдатами, которых требовалось доставить на помощь к Гасдрубалу, но римляне могли лишить испанского военачальника этого подкрепления, просто пустив корабли на дно. Федор тоже боялся такого развития событий, но делать было нечего. Следовало вступить в бой, если его не избежать, и довести до берега те суда, которые смогут до него добраться.