— Отдохнул? — спросила я с улыбкой. Он моего тона, от улыбки он расслабился и улыбнулся в ответ.
— Да. Отдохнул.
Я опять завела вчерашний разговор, только теперь уговаривала его не принимать близко к сердцу подозрения безопасников, не ждать, что к нему проявят чуткость, не возводить на себя напраслину и прочее. Он слушал, кивал, но, похоже, информация от него отскакивала. Я не выдержала.
— Ты можешь повторить хоть часть того, что я сказала?
Он повторил все. Я была обескуражена. Разговор наш велся в постели, в которой мы лежали одетые, и хоть мы и прижимались, обнимая друг друга, между нами не было ни намека на что-то сексуальное. Когда я замолчала, мы просто лежали молча, это было так хорошо, все напряжение ушло, нас было просто двое, мы были рядом и ничего большего друг от друга не хотели.
Не знаю, сколько времени так прошло.
— Нас встречают, стыковка через пятнадцать минут, — раздался голос Рада из динамиков. Хорес вздрогнул.
— Уже? — в его глазах заплескалась паника.
— Пожалуйста, помни все то, что я говорила. Пожалуйста. И жди. Не знаю, год или даже дольше.
— Год? Я не увижу тебя год?
— Увидеть, может, и увидишь.
Пожалуйста. И жди. Не знаю, год или даже дольше.
— Год? Я не увижу тебя год?
— Увидеть, может, и увидишь. Но… Ты сам имеешь представление о санации.
— Хорошо, я потерплю год или даже больше. Но ты придешь ко мне? Поклянись.
Я улыбнулась.
— Я ведь уже поклялась. Я сделаю для тебя все, что в моих силах, и больше.
Он взял мои руки в свои.
— Я сделаю для тебя все, что в моих силах, и больше — сказал он и поцеловал мне пальцы.
Я кивнула. Он вскочил и вышел. В изнеможении я откинулась на подушку. Ну вот, теперь у меня есть тайный муж. Не совершила ли я ужасную подлость, дав измученному человеку надежду, которую не смогу оправдать?
Встречающие забрали Хореса на свой корабль. Я надиктовала короткий отчет, смысл которого сводился к тому, что спасенный вполне адекватен, и наотрез отказалась лететь на Синто. Мысль о том, что мне придется общаться с безопасниками, что из меня могут вытянуть подробности моего разговора с Хоресом, приводила меня в ужас. Я твердила, что мне надо на Дезерт, в конце концов Рад согласился меня туда доставить, а встречающие не смогли помешать, не имея полномочий применять ко мне силу.
Когда мы остались одни, Рад спросил:
— Что между вами произошло?
«Тебя это абсолютно не касается», — подумала я, но хамить ему не стала.
— Я отвечу, если ты мне скажешь, для кого был второй скафандр и почему он достался нам.
Рад нахмурился и буркнул: «Иезуитка». Мы замолчали, я задумалась о своем.
— Мы работали вместе, — вдруг сказал Рад, — она была хорошим спецом и хорошим человеком. И не справилась с заданием на Депре…
— На Деправити? — переспросила я. Он кивнул.
— Я искал ее, узнал, что она жива, нашел у пиратов…
Я ничего не могла понять: ей что, не стерли память? Ведь не мог же он не знать, как обрабатывают новых рабов кланы Деправити.
— Ты, наверное, думаешь, что я дурак… — Я отрицательно замотала головой, это слишком серьезное оскорбление.
— Я дурак, — продолжил он. — Я думал, что от нее что-то осталось. Понимаешь, она была похожа на себя прежнюю, жесты, улыбка… Я не мог поверить, что ее больше нет, что в ее теле поселилась тупая похотливая тварь. А когда поверил… Я б и парня тогда убил, и себя, наверное, но он заговорил на русском и почти без акцента. Нашел ведь способ меня удивить и переключить. Он попросил связаться с вами, просто сообщить, где он. Вот так.
М-да… Всякое бывает на этом свете. На Деправити убивают не так уж часто, только если в целом виде пленник оказывается дешевле, чем в разобранном. Им стирают память физическим способом, травмируя мозг, и зомби-техниками накладывают личину. Рабы хороши только тогда, когда покорны и не думают о том, что они рабы. А сексуальные рабы тем более, никому не надо чтобы игрушка вдруг повредила своего хозяина. То, что Рад так долго не хотел признавать очевидное, говорит о силе его чувств к «хорошему спецу и хорошему человеку».
— Ты в отставке? — спросила я.
— Нет, в бессрочном отпуске.
— Вернешься?
— Наверное… Да, вернусь к работе.
— Это хорошо.
— Это хорошо. — Я действительно была рада за него, что он все-таки потихоньку восстанавливается и приходит в себя.
— Так что ты с ним сделала? — напомнил он.
— Ты ж видел, столовая ведь была под наблюдением.
— Я ничего не понял.
— Ты ведь не расскажешь?
— Смотря что…
— Иезуит.
— Не спрыгивай.
— Я дала клятву поддержки и помощи, муж и жена, как правило, обмениваются такими клятвами, но не всегда. Это очень серьезно, очень. Хоть это всего лишь слова.
— Странные вы люди, синто…
— Странные, — подтвердила я.
— Ты сдержишь клятву? — спросил он, посмотрев мне в глаза.
— Я очень постараюсь, — ответила я, не отводя взгляда.
— Это не игры, — сказал он мрачно.
— Я понимаю, — горько отозвалась я.
Дезерт. Проблемы
Как хорошо оказаться дома. Надо же, неуютная комната на суровой планете стала моим домом. Родные, близкие люди сделали Дезерт домом для меня за какой-то неполный год. Моя поездка, как я и обещала, вышла недолгой, уложились в шестнадцать дней, а кажется, что прошло полжизни. Высадившись, я отправилась к Вольфу, а он, в свою очередь, вызвал к себе в учебку моего отца и брата. Дарел обрадовался так, что при свидетелях обнял меня и прижал к себе; потом, правда, отстранился и извинился. Но инструкторы все равно все поняли, ладно пусть треплются, с меня уже не убудет. Ронан и отец не радовались так же сильно и безмятежно, как Дарел, они с тревогой вглядывались в меня, ища следы психологической ломки. Мне очень хотелось их успокоить и объяснить, что со мной ничего ужасного не произошло, что я легко отделалась, всего лишь небольшим ожогом. Мы вчетвером сидели в моей комнате, Ронан оказался у меня впервые и пребывал в легком шоке — после его апартаментов мои смотрелись более чем аскетично. Дарел разливал травяной настой и нарезал еду — хозяйничал, а мы наблюдали за ним, думая каждый о своем.