Этим днем я собиралась в поместье Синоби к дочке, мы с ней очень сдружились, и я навещала ее при каждом удобном случае, но буквально у двери меня остановил вызов визора. Нехорошие предчувствия мягко царапнули изнутри. Вызывал Синоби-Чех, просил прилететь в поместье Хоресов. Я естественно потребовала объяснений, но взбалмошный старик отказался давать ответы, настаивая на своем. Пришлось согласиться. Чтобы подстраховаться, я позвонила по браслету Грюнду.
— Привет, извини, занят, только быстро, — протараторил он.
— Не знаешь, почему врач Синоби-Чех зовет меня к Хоресам в поместье?
— Нет. Но там Хорес-Китлинг, он не хочет выздоравливать. Кстати, стоит вопрос о рокировке семей — дать Ташинам первый ранг, а Хоресам второй, все «перворанговые» Хоресы мертвы или дискредитированы. Так что дело только за выздоровлением урожденного Ташина.
— Ясно. Спасибо.
Ага, значит, драться, вроде, не придется.
Синоби-Чех встретил меня возле ворот и провел к медзданию. Поместье Хоресов было стандартным — за оградой маленькие одно- и двухэтажные домики в окружении деревьев.
— Этот кретин отбракованный никого не хочет слушать, — зло, но тихо вещал Синоби-Чех, — ни психологов дипломированных, ни родственников, никого. Понимаешь, он не борется, он решил сдохнуть, — возмущению врача не было предела; похоже, он сам был готов убить за такое.
— А я причем? — осторожно поинтересовалась я.
— Может, тебя он послушает.
— С какой стати? — удивилась я.
— Вот что! Я перепробовал все, этот засранец не выздоравливает, хотя уже должен бегать, как крысодлак на марше. И ты — уже акт отчаяния! Ты, говорят, смогла удержать его от самоубийства, так давай попытайся еще раз!
Я открыла рот от такого. Он, часом, умом не тронулся?
— У вас что, хронический недосып? — ледяным тоном спросила я.
Он отмахнулся.
Он отмахнулся.
— Просто попытайся, большего я не прошу.
Как все-таки страшно выглядит человек в регенераторе, как в гробу затопленном. Я подошла и безотчетно положила ему руку на лоб, как когда-то это сделал Даниэль. Хорес-Китлинг открыл глаза, его взгляд пугал, он смотрел так, как будто потерял все, что было дорого. Несколько секунд мы смотрели в глаза друг другу, а потом он снова их закрыл, отказываясь общаться. Я спросила первое, что пришло в голову.
— Кто были те двое, погибшие при перекоммутации генератора?
Он вздрогнул и открыл глаза, как же тяжело было выдержать его взгляд.
— Харуки и Вега… Харуки учил меня работать руками… А Вега… — и он замолчал, как будто не мог сказать то, что хотел.
— Это связано с Ташин-Суоми? — спросила я наугад.
Он опять вздрогнул и удивленно на меня посмотрел. Я подумала, что досадно промахнулась с предположением.
— Да… Мы оба любили ее.
Мне пришлось постараться, чтобы не выдать своего удивления.
— Долг… я его выполнил. Попроси этого придурковатого врача не мучить меня и дать спокойно умереть.
— А как же Даниэль Ташин? — меня понесло, я физически ощущала, что бегу по скользкому льду. — Ведь вы его дядя, единственный родственник. Он пошел в мать полностью, в нем нет ничего от отца, совсем.
— Откуда ты знаешь? — вяло запротестовал Хорес-Китлинг.
— Я знала молодого лорда Хореса, и я знаю Даниэля, и не могу поверить, что они одна кровь.
— Он прекрасно проживет без меня, похоже, у него есть ты.
— Ташин, пожалуйста, не сейчас. Рано умирать, — взмолилась я, не зная, что еще сказать, и намеренно обращаясь по урожденной фамилии.
— Да брось.
— А крепость на кого оставите? Ведь ждут вашего выздоровления, чтобы Ташин стали хозяевами крепости. Ну дайте отсрочку, просто отсрочку смерти, если не хотите жить.
— О чем ты?
— Не осталось перворанговых Хоресов. Хотят сделать рокировку семей.
— Хм… Додумались наконец. Но… поздно.
Я смотрела на него, впервые подмечая его схожесть с Даниэлем — черные глаза, тонкие брови.
— Очень жаль… Похоже, Ташины слишком долго были вассальной семьей. Вы, Ташин-Грек, о умираете, а Хорес-Ташин, получив от Судьбы куда больше горя, боли и позора, остался жить, и клянусь своей Судьбой, не жалеет об этом. Хоресы выродились, но и Ташины выродились тоже, ваша кровь прокисла! Вы рабы в душе, потому-то Ташин-Суоми и не нашла другого выхода, кроме как покончить с собой.
— Не смей! — и он дернулся, выплескивая раствор, разрывая подключения. Регенератор панически запищал.
— Смею!
— Ты ничего не знаешь! Соплячка! Возомнила себя умнее всех.
— Я умнее вас, Ташин-Греко, однозначно, потому что вы сдохнете, а я буду жить, — шипела я.
— Он убил ее, убил, — и он закрыл глаза, на его мокром лице не было видно слез.
— Она не хотела быть полноправной женой, это означало бы союз до смерти. Она хотела уйти от него, как только сын подрастет.
Она хотела уйти от него, как только сын подрастет. Никогда, никогда она его не любила. Всегда терпеть не могла! Интересы семьи, будь они прокляты. А эта скотина считал ее своей собственностью. Сломал как игрушку, чтобы не отдавать другому.
— Отчего ж вы не вызвали его на дуэль?
— Ты забыла, — выплюнул он, — что тогда у меня был второй ранг, и я не мог вызвать его; вернее, у него было право выставить вместо себя кого-то другого.
Да, тут я дала промашку, только перворанговый может вызвать на дуэль любого и по любому поводу.