Я улыбалась сквозь слезы.
— Все прошло, да? — немного горько спросил он.
Я лишь молча кивнула.
— Ну что ж… хорошо, что было. Ты ведь не жалеешь, что связалась со мной, правда?
Тут я очнулась.
— Ничего не прошло! Даже не думай! Тебе еще сына растить, так что долечивайся и думай, как будешь договариваться с Соденбергом об отпусках.
Дарел замер.
— Ты уверена?
— Да, я уверена.
Он схватил меня и закружил. Прохожие неодобрительно посматривали на иностранца и маленькую аристократку в его руках, а мне было все равно. Мои грусть и боль ушли. Да, у нас с Дарелом будет сын, такой же умный и добрый, как и его отец. Мы прилетели в поместье, я рассказывала о своих приключениях, а потом мы начали целоваться и уже не могли остановиться. Я отвыкла от его нежности и ласки, забыла, как это может быть восхитительно. Естественно, мы чуть не опоздали на его рейс. Летя к порту, я выжимала из флаера все.
— Дарел, пообещай мне, что будешь осторожен у себя на родине. И не будешь забывать, что теперь у тебя есть обязательства передо мной и нашим сыном.
— Перед тобой? Ты знаешь, что ты жадная собственница? — полушутя-полусерьезно ответил Вольф.
Да, я тысячу раз не права предъявляя какие-то права на его жизнь, и пытаясь им управлять. Но, может, это и есть любовь, когда знаешь, что не прав и все равно не можешь не пытаться оградить любимого от самого себя.
— Да Дарел, я жадная собственница, и несмотря на эти восхитительные часы вместе, я тебе больше не принадлежу. Но, врата тебя побери, я хочу, чтоб ты ЖИЛ и растил нашего сына, я хочу тебя видеть время от времени и знать, что у тебя все хорошо.
— Почему ты просто не скажешь, что все еще любишь меня? — мягко спросил он.
— Прости Дарел, я уже не свободна и не могу такого сказать.
Дарел молча потянулся ко мне и стал вытягивать меня из кресла пилота…
— Что ты делаешь? Ты с ума сошел! Мы опаздываем, — успела сказать я до того, как мне заткнули рот поцелуем. Флаер, потеряв контроль, остановился и завис в воздухе. Наконец я вырвалась от Дарела, или вернее он меня отпустил, и я опять села за штурвал.
— Можешь не говорить… — сказал Вольф.
— Что? — я еще плохо соображала.
— Что любишь меня, можешь этого не говорить…
— Ты! Ты…Самец! — ничего лучше я не придумала.
Он расхохотался, я тоже. Отсмеявшись, я сказала вполне серьезно:
— Я люблю тебя, Дарел, ты знаешь это.
— Да, так же, как и то, что вместе нам уже не быть, да малыш?
Я кивнула.
Мы успели, и Вольф улетел на свою неласковую родину. Я вернулась домой и первым делом послала отцу письмо с просьбой оформить заказ для генохранителей. Детопроизводители звучит ужасно, и поэтому семьи, занимающиеся инорождением, зовут генохранителями, хоть это и неточно.
Детопроизводители звучит ужасно, и поэтому семьи, занимающиеся инорождением, зовут генохранителями, хоть это и неточно.
Отослав письма отцу и Даниэлю, я с содроганием подумала, какой же будет реакция Синоби на произошедшее сегодня? Хорошо еще, если это будут только скандалы и рычания, а не затяжная «партизанская война». Из невеселых раздумий меня выдернул видеозвонок Илис.
— Это правда? Ара-Лин, это правда?
Врата!.. Я ведь так ничего и не рассказала ей.
— Илис, сейчас твой брат в клинике на Эбанденсе.
— Что с ним? — паника в голосе.
— Ничего страшного, просто восстанавливается. Действительно, ничего страшного или непоправимого, — постаралась я ее успокоить.
— Почему ты мне ничего не сказала? Я хочу увидеть его!
— Илис! Успокойся, увидишь. Запиши ему письмо, я ничего ему толком не рассказывала, и он ничего еще не знает. Расскажи ему все. Когда он подлечится, то прилетит в гости.
— Он все-таки сильно плох?
— Да перестань, вот реквизиты клиники, — и я сбросила инфу с браслета.
— Спасибо. — Илис собиралась расплакаться от переизбытка чувств. Только не это! Буркнув: «Всего хорошего», я отключилась.
Через несколько минут я поймала себя на том, что мне хочется танцевать. Впервые за несколько месяцев мне хотелось закружиться в танце. Сознание прятало от меня, насколько мне важен Вольф и наши отношения, и понять, насколько сильно я переживала из-за расставания и ссор, я смогла лишь тогда, когда эта тяжесть свалилась с моей души.
Несколько дней я провела без всяких забот и хлопот. У отца с Даниэлем все нормально, раз Даниэль каждый день в одно и то же время шлет письма. Дни я проводила с дочерью. Малышка необычайно серьезна и умна, и есть большой шанс, что она пройдет по конкурсу и будет принята в семью Фрокс для обучения. Если это произойдет, я смогу вздохнуть спокойно, она станет аналитиком, а не оперативником. Конечно, беспечной жизни ей не видать, но хоть не погибнет во цвете лет, как моя мама и еще многие другие Синоби. Аррен Синоби меня бойкотировал, а может, действительно был занят, меня это в любом случае радовало, потому что жутко надоело постоянно отстаивать свои позиции, тем более что сейчас, благодаря Вольфу, я вспомнила, что отношения между мужчиной и женщиной — это не только вечный бой. Вечера и ночи я проводила в Доме Красоты у Ланы; надев белую маску, я танцевала в свое удовольствие, избегая общаться с гостями. Искра и Снежинка лучились от счастья, Грюнд заключил с ними устное соглашение, через полгода-год состоится свадьба с двумя невестами. Лорд Соболев бывал каждый вечер, естественно, узнал меня под маской, но общаться мы не спешили, и, как порядочный семьянин, за час до полуночи лорд отбывал домой к своим двум женам. Искра и Снежинка всячески изворачивались, чтобы не попадаться на глаза Соболеву и не общаться с ним, проявляя, так сказать, лояльность к Грюнду. Сами они знали больное место будущего мужа или он им рассказал, но все в Доме получили дополнительное развлечение, играя за и против девчонок, кто-то выводил их на Соболева, а кто-то помогал уклоняться. Забавность ситуации заключалось в том, что самому лорду Соболеву ничего не было известно и, мягко говоря, все равно, Снежинка его никогда не интересовала, а с Искрой был бурный роман еще до того, как я улетела на Тропез учиться. В эти дни сбылось то, о чем я мечтала, будучи руководителем военакции против пиратов — перекладывать инфокрисы в архиве, а по вечерам танцевать. Первый пункт не удался, зато второй — на славу.