— Ладно, — с неохотой выдохнул я. — Другого выхода и вправду нет. Только сначала попробуем купить. Четырех. Запряжем по две в повозку. Вон как у них.
— А своих куда денем?
— Предложим на обмен. Не захотят — оставим себе.
— Вот именно! — Марк одним движением перекинул «форм» на грудь и снял с предохранителя.
— Сначала мирно, — напомнил я, тоже готовя оружие к бою. — Не стоит сразу устраивать бойню.
— Мирно, — согласился Марк и ткнул пальцем в везущую повозку лошадь. — Как в прошлый раз. Когда покупали вот этих доходяг.
* * *
Древнее время — время суровое, жесткое. И человек под стать ему — жесткий, прямолинейный, больше похожий на зверя. Действует зачастую, повинуясь инстинктам, а не разуму. Особенно когда его жизнь висит на волоске.
Homo sapiens вообще загнал свое животное начало внутрь только на рубеже девятнадцатого — двадцатого веков. Когда государственные институты, Церковь и общественная мораль заставили его стать более мирным, спокойным, цивилизованным. Не всех и не навсегда, но все же…
А здесь, за пятьсот лет до нашей эры, все эти «ценности» и достижения цивилизации не существовали. И убить себе подобного считалось делом благим, верным и нормальным. Естественный отбор в натуральном виде.
Встреча двух караванов на пустынной дороге, да еще под вечер, всегда таит опасность. Ладно, если это знакомые купцы, коллеги по торговле. А если чужаки? А вдруг это передовой отряд бандитов? А если даже и не бандитов, кто знает, что у них на уме? Мирные на первый взгляд торговцы и сами при случае не прочь поживиться за чужой счет.
Ладно, если это знакомые купцы, коллеги по торговле. А если чужаки? А вдруг это передовой отряд бандитов? А если даже и не бандитов, кто знает, что у них на уме? Мирные на первый взгляд торговцы и сами при случае не прочь поживиться за чужой счет. Бизнес такой — торгово-бандитский.
Через много-много веков так же будут действовать другие «бизнесмены» — купцы, владельцы судов. Перевозя по морю товары, они при случае всегда готовы взять на абордаж корабль или совершить набег на побережье. Традиции, понимаете ли…
Вот и ползут ладони к рукояткам мечей, ножей, топоров и копий. Мрачные взгляды сверлят встречных, напряженно следя за их движениями и жестами.
Так что, идя навстречу большому каравану, мы сами рисковали стать объектом нападения из-за своей малочисленности. Ведь о нашей силе и превосходстве никто не догадывается…
Была вероятность, что они нападут первыми. Поэтому мы почти открыто держали оружие, готовые пустить его в дело даже при малейшем подозрении. Но как ни странно, все обошлось.
При виде довольно редкого в здешних местах золота старшие торговцы согласились продать нам четырех сильных битюгов. В обмен на наших лошаденок и золотой кружочек. Наши монеты совершенно не походили на те, что здесь были в ходу, но торговцев это не волновало. Было бы золото, а что за метка на нем стоит — какая разница!..
Купля-продажа, расплата и запрягание заняли не более получаса. Караван поехал дальше, а мы подождали, пока он исчезнет из виду, и наддали жару.
Понукаемые кнутами, поводьями и грозными криками, битюги развили приличную скорость, вплотную подходя к пятнадцати кэмэ в час. Повозка с двумя-тремя здоровыми парнями и поклажа не особо их волновали. Кони гнали добросовестно.
— Час. Максимум полтора, — авторитетно заявил Толик, глядя на лошадей, работающих с размеренностью часового механизма. — Потом они сдохнут.
— Нормально, — в тон ему ответил Сергей. — Потом что-нибудь еще на дороге попадется. Артур, что сканер показывает?
— Сорок три кэмэ до них. Нагоняем. Хотя такими темпами в лучшем случае дня через два достанем.
Мы ехали втроем на первой повозке. Марк и Антон правили второй. Окончательно наплевав на всякую конспирацию, держали оружие на коленях. А рюкзаки и разгрузки спрятали под одеялами и покрывалами. Это в семнадцатом, может быть, в шестнадцатом аборигены сообразили бы, что наши «железяки» поопаснее шпаг и мечей и арбалетов. А тут хоть пушку на веревочке тащи, хрен кто поймет.
— Значит, сократим время остановок. Пожрать и поспать можно и на ходу. А сбегать отлить — дело пяти минут.
— Да, — согласился Толик. — В таком режиме мы вполне протянем. А лошадки — нет. Им отдых нужен.
— Значит, сменяем, — повторил Серега.
«Ладно, — с саркастической улыбкой рассуждал я, наблюдая за тем, как с ровной как стол поверхности небольшого озера взлетают две утки. А может, не утки? — С неизбежной процедурой изъятия живого средства передвижения надо смириться. Не гнать же сюда, в самом деле, цуфагер. Чтобы его засекла разведка Анкивара. И потом, мы же сперва предлагаем деньги. А лишь затем пулю…»
Поняв, что начинаю себя оправдывать, дескать, не мы такие, жизнь такая, я выбросил эти мысли из головы и улегся на дно повозки. Под мерный стук копыт и поскрипывание плохо смазанного колеса незаметно уснул.
Как и предсказывал Толик, конячки начали сдыхать через пару часов.
Правда, мы им давали небольшой отдых, снижая темп передвижения до скорости улитки. Но потом опять гнали рысью, постоянно нахлестывая ни в чем не повинных животных. В результате здоровые битюги стали терять силы.
За это время мимо нас проехал небольшой караван из пяти повозок, две крестьянские подводы и полтора десятка всадников в форме имперской армии.