Гибнут один за одним, натыкаясь на плотную стену заградительного огня. И снова пикируют сквозь огонь, словно злобные осы. Радары сходят с ума от тысяч ложных целей. Ракеты пачками сгорают в воздухе, сталкиваясь со стаями противоракет, падают в воду, сбитые с толку помехами, теряют цели из за перегрузок систем наведения. Море вокруг кораблей кипит от сотен всплесков. Где то поднимается дымный султан огня. Один из фрегатов охранения поймал бортом противокорабельную ракету и медленно заваливается на борт. Штурмовики тут же устремляются в образовавшуюся брешь. Авианосец прекращает принимать самолеты и спешно закрывает створки посадочной палубы, готовясь к погружению. С его постов ПВО непрерывным золотым дождем сыплются гильзы артавтоматов.
«Стерегущий», затянутый рваным покрывалом дыма, бьет и бьет в небо огненными стрелами. Казалось, капризные «Иглы» забыли о своих слабостях. Предупреждающе горят указатели давления в гидросистеме. От надстроек и орудийных башен с противным звоном отскакивают раскаленные осколки от близких зенитных разрывов, рвут струны лееров, как в масле, вязнут в настиле палубы.
Из мельтешения помех четко проступают три метки. Десять миль. Высота сто метров. Скорость тысяча двести. Дурным голосом орет ревун системы обнаружения.
— Пеленг восемьдесят пять, дальность десять, высота сто, скорость тысяча двести, три воздушные цели! — громко докладывает оператор, — Обнаружен захват системами наведения!
— Это за нами, — энсин утапливает сенсоры включения автоматического огня. Бесстрастный электронный мозг за тысячную долю секунды определяет опасность и передает данные в систему управления огнем. Операторы — неуклюжие оранжевые куклы в ребристых спасжилетах — впериваются взглядом в экраны. Теперь их дело — ждать. Мертвенный отсвет зеленит вспотевшие лица.
Обе установки, труба за трубой, выплевывают ракеты. Энсину кажется, что он чувствует, как толчки реактивных струй раскачивают судно. Мельтешение помех. Одна из меток исчезает. За ней вторая. Осипшим голосом начинает выкрикивать доклад оператор. Консоль управления огнем расцвечивается красными сигналами. Отказ гидравлической системы носовой установки. Красная метка на радаре угрожающе ползет вперед, выбрасывает впереди себя россыпь ярких точек.
— БЧ 5 — мостику. Отказ носовой пусковой. Наблюдаю пуск ракет по правому борту.
В оглушительном грохоте трясется палуба. Рядом под ними, на юте, заходится длинной очередью четырехствольный артавтомат.
— Успеют поставить зонтик или нет? — отрешенно думает Фабио. Точки на радаре упорно не ассоциируются со смертью.
Фабио смотрит в приоткрытую вопреки инструкции дверь поста, через поручни узкой площадки. Где то там, по правому борту, над самым морем, среди красивых цветных вспышек противоракетного огня, их смерть. Ее еще не видно. И вряд ли он успеет ее заметить. В пелене дыма над палубой, который не успевает сдувать океанский бриз, мгновенный огненный росчерк ракеты как случайный солнечный зайчик на гребне волны.
Удар швыряет его в открытый люк. Потеряв сознание еще в воздухе, он не чувствует, как его тело грузно бьется о теплую тропическую воду. Не видит, как «Стерегущий», потеряв корму, в вихре огня погружается в кипящую воду.
Авианосец, наконец, медленно прячется под водой, весь в пузырях воздуха из мелких пробоин. Израсходовавшие боезапас самолеты сиротливо кружат над морем, прижавшись к воде, один за одним уходят, в надежде дотянуть до ближайшего полевого аэродрома.
Осатаневшие бомберы, потеряв главную цель, обрушиваются на оставшиеся корабли конвоя.
Фабио выловили из воды через три дня. Его губы потрескались до крови. Кожа на лице сожжена тропическим солнцем и слезает целыми пластами. В волосах корка соли. В луже воды он лежит на вибрирующей палубе ракетного катера, с гулом набирающего ход. Флотский медик прикладывает к его шее прохладный ствол пневмошприца.
Флотский медик прикладывает к его шее прохладный ствол пневмошприца. Фабио бессмысленно улыбается, слабо отмахиваясь от рук матросов, которые пытаются вытащить его из гармошки оранжевого спасательного жилета. В забытье он плывет по прохладной воде, пьет ее полными горстями и смеется ласковому солнцу. Вода свежа и сладка на вкус. Мягкие волны баюкают его, погружают в сладкую дрему.
— Отплавался, — с сожалением констатирует медик.
19
— Самурай — Наконечнику один. — раздается знакомый голос по взводному каналу. Сергей прислушивается, не забывая на бегу ощупывать взглядом окна.
— Наконечник один на связи, прием.
— Наблюдаю активность противника. В квадрате тридцать пять, ориентир «вышка», левее сто устраивается огневая точка. Цокольный этаж. Что то вроде тяжелого пулемета или станкового излучателя. Вторая огневая точка — ориентир «чаша», левее пятьдесят. Похоже на легкое орудие. На крышах наблюдаю несколько расчетов ПЗРК. По Грузовому тракту постоянно движутся усиленные моторизованные патрули — по две бронемашины. Иногда высаживают до отделения пехоты. Передаю цифровые координаты укреплений.
— Принято, Самурай. Продолжать наблюдение. Конец связи.
Яркое утреннее солнце катит над опустевшим городком, вязнет в низких тучах. Цепь пехоты Демократического Союза упорно движется в километре позади взвода, как стая гончих, загоняющих дичь. Взвод ставит помехи, ускоряет темп, меняет направление движения, пытаясь оторваться, но цепочки красных точек уверенно движутся сзади, как приклеенные. Катят впереди пехоты грязно серые коробочки бронемашин. Старательно объезжают брошенные на тротуарах машины. Снайперы разглядывают в прицелы одинаковые смуглые лица, дыхательные маски под зелеными стальными касками. Удивляются легким пластинчатым бронежилетам. Пытаясь замедлить продвижение противника, изредка бьют из темных глубин полуподвалов, выщелкивая из строя одну две фигуры. Неясно, из какой дряни сделаны их защитные жилеты и от чего они должны защищать, но пули, выпущенные из длинных электромагнитных винтовок, прошивают невысокие фигурки навылет. Снайперы уже не стараются целиться в уязвимые участки тела, бьют куда удобнее — по корпусу. Цепи смыкаются, равнодушно оставляя на тротуарах трупы, и продолжают движение. Бронемашины в ответ бьют одиночными, наугад вышибая куски стен и в тучах пыли обрушивая плиты перекрытий. Серая пелена пыли и дыма стелется над тротуарами, перекрывая обзор. Снайперы оставляют позиции, прыгая через три ступеньки, врываются в опустевшие коридоры. Пугалами в развевающихся тряпках догоняют взвод.
Что — то неуловимо изменилось за прошедший час, пока бойцы длинными перебежками поочередно меряют тротуары. Сергей никак не может понять, что именно. Наконец, соображает, что в небе почти не слышно самолетов. Воздушный бой прекратился. Далекие раскаты двигателей звучали теперь где то очень высоко, явно не представляя опасности. Запросив триста двадцатого, Сергей убедился, что в пределах действия сканеров действительно отсутствует своя авиация.
— Заноза — Стреле три. Сканеры показывают отсутствие нашей авиации. — тут же докладывает Сергей Фенечке.
— Принято, Заноза. — спокойно отзывается Фенечка, — Это и так ясно, без сканеров. Ушли они.
Стелс нервничает. Противник спешно закрепляется в городе. Сидящая на хвосте пехота стремится прижать взвод к основному рубежу обороны. Судя по всему, осталось немного. До двухкилометрового полосы вытравленной земли, отделяющей городок от границы порта — всего три квартала. Не нарваться бы на засаду. «Мошки» сканируют дом за домом.
Высоко в небе нарастает раскатистый звук. В просветах туч растет, опускается вниз, ослепительно сияя, темная точка. Звук двоится, мечется между домами.
— Заноза — Наконечнику Один. Наблюдаю скоростную посадку космических судов небольшого тоннажа.