— Ни хрена себе… Ой, извини… А я тебе еще мораль читаю. Ваши боссы просто мясники.
— Извини, нас наверняка слушают. Мне запрещено об этом говорить.
— Ясен перец. Когда это было разрешено. Конечно, слушают. Поехали ка ко мне, а, Серж? Выкини эту хрень из головы. Черт, я говорю, как солдафон. Поедем, а?
— Не хватало еще со мной из жалости трахаться, — неожиданно резко ответил он.
— Дурак ты, — она оседлала его ноги, крепко поцеловала в мокрые от коньяка губы. Безапелляционно распорядилась, — Гнездышко потом обустроишь. Поехали. Немедленно.
5
Операционный зал линейного крейсера «Варяг» — флагманского корабля экспедиционной эскадры Союза Демократических Планет. Двухметровая тактическая голограмма в центре овального отсека забрызгана редкими значками кораблей, исчерчена зелеными векторами их движения. Яркие белые точки звезд. Крохотные серые шарики планет. Планета цель подсвечена ярко голубым. Джорджия. Сырьевой рай. Глухая окраина прогнившей Земной империи. Только извращенец с гипертрофированным самомнением мог назвать свою кучку планет таким громким именем. Как будто люди остальных государств вышли не с Земли. Которая давно захлебнулась в технологическом дерьме суперцивилизаций, превратившись в безжизненную помойку.
Контр адмирал Корсак нервно дернул плечом, возвращаясь из своих мыслей на бренную палубу. Он не был стратегом. Не был философом. И что на него нашло? Он был простой разменной пешкой. Отличным тактиком, способным в заданные сроки выполнить поставленную задачу. Хотя почти не имел модификаций. Только увеличенный мозг с кристаллами вживленных блоков дополнительной памяти, хранящих тактические наставления на все случаи жизни. В отличие от своих офицеров, сидящих у постов управления по окружности отсека, укутанных в коконы боевых скафандров. Мотивированных до предела. С вживленными интерфейсами, с усиленным, не боящимся перегрузок скелетом. Приспособленных к жизни на корабле лучше, чем на поверхности планеты. Выращенных за два года в инкубаторах флота. Не знающих другой цели, кроме победы над противником. Впрочем, не знающих и самого противника. Противник, это тот, на кого укажет куратор Совета во время инструктажа. Хотя им еще повезло. У них хотя бы осталось чувство страха. Они боятся умереть, не выполнив задачу. Боятся повредить или использовать не по назначению дорогую матчасть. Техника дороже людей. В отличие от того же десанта первой волны. Разменных камикадзе, стремящихся умереть во славу Демократии. Выращенных за месяц по ускоренной программе. У которых инстинкт самосохранения и страх смерти отсутствуют от рождения. Только генетически привитое стремление захватить указанный плацдарм и удержать его до высадки главных сил. Живые роботы. Все равно упрощенное тело не живет больше месяца после активизации. Не то что командос невидимки, выращенные вместе со своей роговой броней, чьей задачей, наоборот, будет необходимость выжить как можно дольше, уничтожая живую силу противника, его средства связи и управления. Способных пить грязную воду болот, переваривать любую органику и убивать сотнями способов.
От воспоминания о существах с безжизненными водянистыми глазами, по недоразумению называвшихся людьми, Корсака передернуло. «Что то нервы шалят».
— Товарищ адмирал! Доклад командира авангардной группы.
— Слушаю.
— Система 09875674XLE очищена. Эсминец «Новик 867» уничтожил фрегат и спутник связи противника. Повреждений нет. Других вражеских сил в оперативном районе не обнаружено. Докладывает капитан второго ранга Стасов.
— Благодарю, — ровным голосом отозвался адмирал, — Экипажу «Новика» — благодарность за хорошую работу.
— Служу Демократии! — отозвался кавторанг.
— Как отреагировал вражеский фрегат на нападение?
— Как сонная муха, товарищ адмирал! Не успел даже вовремя поставить «зонтик».
Нападения явно не ожидал. Скорее всего, учебный поход.
— Продолжайте движение.
— Есть! — кавторанг освободил канал.
Сочная метка крейсера на сферической голограмме почти терялась на фоне зеленых мазков ударных авианосцев «Севастополь» и «Балтика». Фрегаты охранения выглядели просто искрами, кружащимися по их окружности. Большой десантный корабль замыкал строй. Тройка эсминцев авангарда ушла далеко вперед, мелькая крохотными серебристыми рыбками в голубоватой глубине тактической сферы.
Земная империя никогда не воевала. Она зажралась, безнаказанно подминая под себя одну за одной промышленные и сырьевые планеты. Пора забрать у нее то, что ей принадлежит не по праву. Забрать по праву сильного.
И что за чушь лезет в голову? — снова удивился Корсак, — Определенно, не стоило пить после инструктажа с членами Совета. Умеют они загадить голову.
6
Вторые сутки Стейнберг пытался выбраться из боевой рубки. Израсходовав три аварийных осветительных комплекта из четырех, вручную программируя ремонтного робота, он добился лишь одного — смог переключить магистраль управления системой восстановления на автономное питание от резервного источника, при этом лишившись аварийного освещения и исчерпав ресурс аккумуляторов робота. Щелчком вставив в держатель последний дыхательный картридж, лейтенант раскинул руки и, отдыхая, повис рядом с переходным люком. Тусклое световое пятно вокруг осветительной трубки выхватывало из темноты заиндевевшие консоли управления, кабель, змеящийся по переборке и исчезающий в одной из раскрытых настенных панелей, скрюченного и тоже покрытого инеем робота. Израсходованные дыхательные картриджи, осветительные трубки, крепежные болты от открытых панелей висели тут и там, дополняя картину катастрофы.
— Если не найду исправного ремонтника, так и подохну тут, — отрешенно подумал Стейнберг.
За последние сутки он уже свыкся с неизбежностью смерти, и только вбитая в подкорку привычка действовать не давала принять снотворное и тихо умереть во сне от удушья. Три часа назад замолчал последний собеседник, с которым Стейнберг переговаривался по аварийной системе связи. Сержант Грирсон, наводчик носовой батареи, не смог выбраться из обесточенного ракетного поста, израсходовал дыхательные картриджи из аварийного комплекта и из скафандра погибшего товарища. Несколько последних часов своей жизни он безостановочно материл пройдоху вербовщика, заблокированный люк, боготраханного императора вместе с его мудацкой империей и весь этот долбаный флот с его сраным пижонским начальством. От его судорожных предсмертных хрипов у Стейнберга чуть не съехала крыша. Когда он вновь подключился к резервному каналу, в наушнике слышалось лишь потрескивание помех.
До него один за другим умолкли Джексон и Сэмуэл из машинного, рядовой Иванов из досмотровой группы. Капрал Джонс из ремонтной команды, лежа в изрешеченном отсеке среди трупов, единственный из кубрика, кто успел одеть скафандр, с искалеченной ногой, зажатой переходным люком, до последнего момента советами пытался помочь Стейнбергу взять под контроль систему ремонта и восстановления корабля. Временами, перенакачанный стимуляторами и подавителями боли, он начинал что то хрипло петь на своем варварском диалекте английского. Где то через три часа он тихо истек кровью. В первый час после катастрофы кто то, видимо отрезанный от системы аварийной связи, еще пытался перестукиваться через переборки, но быстро затих. Фрегат был мертв.
— Пора, — решил Стейнберг. Замерзший лючок долго не поддавался. Толстые пальцы термоизолирующих перчаток скафандра срывались с запорного маховичка. Пот заливал глаза.
— Спокойно, спокойно, — прошептал Стейнберг, поворачивая маховичок еще на полоборота, — Еще немного, всего пара оборотов.
Перчатка снова соскользнула с маховичка.
— Черт, давай же…
Щелкнув, лючок распахнулся.