— Все мы сейчас связаны с криминалом. Так или иначе. — Он сделал паузу, потом спросил: — Давай данные твоего пацана.
Я по памяти продиктовал фамилию Женьки, адрес проживания, адрес родни, коротко обрисовал внешность.
Разгонов, видимо, записывал, дважды просил повторить, кое-что уточнил и поинтересовался, есть ли у пропавшего автотранспорт. Потом задумчиво проговорил:
— Если полдня его нет, значит, мог и усвистать за город.
— Не похоже. На него не похоже. Родню, друзей, знакомых мы сами проверим, ты, главное, выясни, не попал ли он к вам, в больницу и морг.
— Не учи отца… и баста! — отреагировал новоявленный майор на покушение на его профессиональные обязанности.
Я коротко усмехнулся, услышав любимую поговорку Разгонова. И тут же почувствовал новый приступ слабости.
— Ладно, я понял, — сказал Олег. — Посмотрим. Ты дома? Звонить куда?
— Я сейчас поеду к друзьям парня.
Минут через двадцать — тридцать буду там.
И продиктовал Генкин телефон.
— Хорошо. Если что — сам найдешь по пейджеру.
«Тридцать процентов, что он найдет Женьку, — рассуждал я, спускаясь к машине. — Милиция и больница — не самые перспективные места поиска. Но по-любому, если парень пропал и его не найдут сегодня, надо объявлять розыск. Тогда Разгонов поможет протолкнуть это дело без затяжек. А то сейчас любят под любым предлогом завернуть заявление граждан о пропаже людей…»
Выходя из дома, я прихватил с собой пакет с бутербродами и, заводя машину, начал их уминать, чувствуя дикий голод. Организм, вычерпавший все резервы для заживления, требовал заправки.
Так, держа в левой руке бутерброд, а в правой — руль, я и выехал со двора. Впереди была малоприятная встреча с молодежью…
Проехав полпути, я обнаружил, что запас бутербродов закончился, а голод не прошел. Причем голод был какой-то странный. Организм требовал заправки, но… Словно он хотел чего-то еще.
«Не кровушки ли захотел, Оборотень? — усмехнулся я, сворачивая к кафе. — Или еще чего? Ведь такой голод — тоже из разряда мутаций. Только каких?..»
Из кафе я вышел, нагруженный двухлитровой бутылкой воды и увесистым пакетом с чебуреками и ломтями жареной свинины. Мяса хотелось особенно сильно.
Наворачивая закупленное и запивая водой, я не спеша доехал до места и припарковал машину возле подъезда. Выбросил пустой пакет в ведро и зашел в подъезд, прислушиваясь к ощущениям. Голод почти прошел, слабость пока не до конца, а вот тело еще болело. И каждое движение причиняло неудобство. Ладно, перетерпим.
… Дверь открыл Леня. Я удивленно присвистнул.
— И ты здесь? Вся компания в сборе?..
Леонид выглядел мрачным, недовольным.
— Да… проходи.
Я прошел в комнату и огляделся. Действительно, почти вся компания в сборе. Леня, Гена, Иринка, Настя. На диване в одиночестве сидит зареванная Юлька. С красным носом, мокрыми глазами и несчастным видом. В руках скомканный платок.
Рядом с ней несколько фотоальбомов. Фотографии раскиданы, те, где Женька снят крупным планом, лежат отдельно. Поиски удачного снимка зашли в тупик…
— Привет честной компании, — сказал я, садясь в свободное кресло. — Как дела? Что новенького?
— Ничего, — ответил Гена. — Мы звонили знакомым, друзьям. Звонили в общагу, еще в пару мест, где он мог быть… Его никто не видел. Родителей дома нет.
— Понятно.
— Мы тут прикинули, где он мог быть, но…
Леня протянул мне листок, на котором был составлен список. Почерк четкий, крупный. Я пробежал глазами по строчкам, отметил про себя, что ребятки неплохо постарались. Список внушительный. Напротив некоторых пунктов стоят галочки — там уже искали.
— Ясно. — Я вернул листок, почесал висок. Тот слегка зудел. Периметр напоминал о себе. — Минут через… десять буду знать, нет ли Женьки в милиции и больницах. В зависимости от информации решим, что делать дальше. А пока…
Я повернулся к Юле:
— Не скажете ли, леди, с чего Женька решил пропасть?
Та шмыгнула носом, нервно скомкала платок. На меня глянули полные боли, обиды и слез очи юной девы.
На меня глянули полные боли, обиды и слез очи юной девы.
— Он… приехал утром… мы хотели поехать на рынок… а он был пьяным.
— Как? — не понял я.
Женька не пил. В смысле, не пил много, так, баловался пивом, по праздникам вино, мартини… Но чтобы прийти «на бровях»!..
— Что значит — пьяным?
— Ну… — замялась Юлька. — От него пахло. И… глаза шальные…
— Глаза — да. Это плохо, — проговорил я. — И все?
— А что, мало? — с вызовом спросила она. — Мне хватит. В общем, мы поругались… я сказала, что не пойду с ним никуда. А он… он сказал, что пойдет один… ну…
Она опустила глаза, закусила губу. Провела платком по щеке.
— Угу… Дальше понятно. Он ушел, и все. Что-то раньше я не замечал за ним склонности к утренним попойкам. С чего он набрался?
Леня вдруг хмыкнул, виновато скосил глаза на Юлю и неохотно пояснил:
— Да это мы с ним заскочили к ребятам в общагу. Один привез из дому настойку. Попробовали немного. Она крепкая, вкусная…
Он прикусил язык, понизил голос:
— Я поехал домой, а он к Юльке.
— Понятно… Что выпили, что поругались, что ушел. Непонятно одно — почему сами не позвонили в милицию, не начали поиски. Я-то зачем понадобился?
— Ну, мы… — начал Генка. — Думали, что ты знаешь, как искать. Думали…