Постояв у окна, я поразмышлял над ситуацией, понимая, что она патовая, а потом плюнул на все.
«Да и хрен с ней! Не в силах понять, что у меня и так забот по горло, — ладно. Насильно мил не будешь. А подстраиваться под малолетку нет смысла. Не жена, чай. Хочет быть вместе — будет, никакие друзья не отлучат. А нет — гуд бай, Америка! Не бывало такого, чтобы баба диктовала мне условия…»
Постояв еще минуту, я пошел в другую комнату. Наташка сидела на диване, глядя на окно. Фигура сгорбленная, локти на коленях, ладони обхватили голову. Скорбь и печаль. И дыхание прерывистое. Плакала. Даже жалко малышку.
Я сел рядом, обнял за вздрагивающие плечи и притянул к себе. Прошептал на ушко:
— Прости, малышка. Не сердись. Я не хотел тебя обидеть. Пойми, у меня нет времени на все эти совместные походы, посиделки, встречи… Я работаю, учусь… У меня дела…
— Делай что хочешь, — всхлипнула она. — Мне все равно.
— Не говори так. Для тебя у меня всегда есть время.
— Ну да!..
— Точно.
.
— Точно.
Она молчала. Сидела как прежде, но и из объятий не вырывалась.
— Давай не ссориться. Не хочу. Не люблю, когда ты плачешь.
— Я не плачу, — упрямо заявила она, украдкой вытерев щеки.
— Слушай, — я мельком глянул на часы, — мне скоро уезжать. У нас занятия…
Она недовольно повела плечами, сухо произнесла:
— Не задерживаю. Езжай куда угодно. Я тебе не нужна. Обещал с нами поехать…
— Я сказал: «если смогу».
— Если… Твое «если» я не первый раз слышу. Езжай давай.
— Не сердись…
— Да ну тебя.
Я притянул ее к себе поцеловать, но она отклонила голову
— Можешь не звонить, я не собираюсь на выходные приезжать домой.
— Да? А потом?
— Зачем? Чтобы опять сказать, что занят?
Резкая отповедь меня удивила. Это разрыв? Что ж, если женщина просит… Несколько внезапно, но ладно.
— Хорошо, красавица. Не побеспокою. Пока…
Вот такой финал!.. Неожиданный для меня, если честно. Что на нее нашло, зачем ей разрыв? Впрочем, гадать над причинами не в моих правилах. На нет и суда нет.
Выходя из подъезда, я подумал, что в этой истории, видимо, можно ставить точку. Возвращаться туда, где тебя не ждут и даже выпроводили, — не в моих традициях. Пусть так и будет.
Возможно, потом, через несколько дней, я бы и позвонил ей. Попробовал бы восстановить отношения, извинился бы. Ну, наговорила лишнего, вспылила, с кем не бывает!.. Словом, я не хотел окончательного разрыва. Все возможно…
Но в наш спор неожиданно влезли ее друзья. И влезли топорно, по-юношески горячо, без оглядки.
… После столкновения с Корешковым я вполне резонно предполагал, что Жора отменит все занятия — как-никак его зама побили. Но через день мне позвонил Юрка и спросил, в силе ли наша договоренность о стрельбах? Я подтвердил. Тогда, сказал Юра, встреча на прежнем месте.
Мы выехали в район на заброшенную давным-давно ферму и там отработали по полной программе полтора часа. Работали с настоящими стволами — ПМ и «сайгой». Парни расстреляли каждый по две сотни патронов, продырявили три десятка мишеней и разбили около сорока бутылок.
Я тоже оторвался, поработав со всех стволов. Показал стрельбу в движении и из-за укрытий со сменой позиций. Закончив тренировку, затоптали гильзы в землю, почистили и спрятали оружие и наскоро ополоснулись в соседней речушке, благо погода не переставала радовать теплом и вода была вполне нормальная.
На обратном пути Юра посвятил меня в суть произошедшего между Жоркой и Корешковым разговора.
… Неугомонный зам по безопасности, приведя себя в относительный порядок, примчался к шефу и категорически потребовал прекратить все занятия группы со мной. Довод один — учат неизвестно чему, а деньги платят немалые. Этот Артур — личность темная, скользкая и вообще сволочь.
Жорка выслушал стенания Корешкова, посмотрел на синеющий подбородок и довольно спокойно объяснил, что Томилин не темная личность, что учит он самому необходимому и что деньги платит он, Жорка, и никого это больше не касается. Це первое. Второе: еще раз Корешков полезет куда не надо — будет иметь массу неприятностей.
Ясно?
— Корешков аж позеленел, — комментировал Юрка. — Сидит, рот разевает, а слов нет. Смотрит волком. Но против шефа не попер. Понял, что тут не выгорит.
Я хмыкнул. Корешков — ставленник покровителей Жорки, это понятно. ФСБ хочет иметь своего человека в довольно сильной частной структуре, откуда им идут деньги. Однако даже фээсбэшники не станут терпеть выходок своего человека, если он напрочь разругается с клиентом. Посему Корешкову теперь надо сидеть тише воды ниже травы. Иначе его же свои и сгноят.
Попал мужик в переплет, а все по своей дурости и в силу высокого самомнения. Иначе говоря — тупого норова. Как же — госбезопасность, элита! А эта элита лет семь уже как вовсе не элита. А совсем наоборот.
— … А потом шеф меня вызвал. Сказал, что Корешков больше не полезет и что обо всех попытках того поговорить со мной или моими ребятами сразу докладывать ему лично, то бишь Жоре. И чтобы занимались как раньше.
— Здорово, — кивнул я. — Жора себе не изменил. Ладно, все хорошо, что хорошо кончается.
— Но Корешков теперь имеет зуб на тебя, — предупредил Юрка. — Может, будет мстить.