— Пусть. Кишка у него тонка. А его коллеги — это не КГБ. Власти и сил у них поменьше. И способов поставить их на место сейчас больше. Да и не нужен я им. А этого гада…
Я удержался от продолжения, не став расписывать, что сделаю, если тот еще раз попробует подойти. Ни к чему говорить.
Юрка понял и без слов, покривил губы, но тоже промолчал. Действительно, нечего говорить.
В понедельник вечером я приехал домой обессиленный после тяжелой тренировки, развесил на балконе мокрый камуфляж и полотенце, залез в ванну и минут двадцать отмокал. Потом наскоро приготовил ужин и собрался поесть, но в этот момент затрезвонил телефон.
— Да?
— Артур? Привет, это Гена.
Ага. Объявились ребятишки! Наташка, что ли, попросила его позвонить, сама не хочет говорить?
— Привет. Как дела?
— Да… так. — По молодости лет Гена не умел держать хорошую мину при плохой игре и говорить нейтральным тоном. Напряжение сквозило в его голосе. — Слушай, ты не мог бы заехать ко мне? Сегодня. Кассеты возьмешь, я их посмотрел. И мою заодно захвати, если больше не нужна.
Это предлог или правда кассеты хочет отдать? Ехать не хотелось, сил просто не было. Но с другой стороны…
Я немного подумал, прикинув, стоит ли рвать отношения сразу и безоговорочно или подождать? Терять Наташку я не хотел. Нравилась.
«Съезжу, — решил я. — Как повернет, так и повернет. В конце концов, свет клином на ней не сошелся. В общем, по обстановке…»
— Артур? Ты чего молчишь?
— Через час буду у тебя, — сухо ответил я. — До встречи.
Наверное, это преимущества возраста — заранее предугадывать то, что может произойти. Не важно, касается ли это поступков, событий, происшествий…
Вот и сейчас я с легкостью разгадал нехитрый план ребятишек еще до того, как вошел в квартиру. Просто знал по своему опыту, как и о чем может думать молодежь и в каком направлении станет вести разговор.
— … Ты невнимателен к ней!
— Забыл совсем!..
— Никогда с нами не ездишь!.
.
— Никогда с нами не ездишь!..
— Она же такая ранимая!..
— Почему ты так?!
Мало? Но это только часть потока, обрушившегося на меня, едва я переступил порог Генкиной квартиры. Да, компания была здесь в полном сборе, не хватало только униженной и оскорбленной жертвы — моей ненаглядной Наташеньки. Понятно — специально не было.
Я даже опешил сперва. Прокурорский тон, безапелляционная требовательность, осуждение в каждом взгляде, в словах…
Тон задавали девчонки, парни больше подпевали. Но рты разевали в унисон с юными обвинительницами.
Попав под перекрестный огонь, я не сразу пришел в себя. Сперва улыбался — дети разошлись! Потом перестал растягивать губы и взглянул чуть иначе. Посерьезнее.
Будь они немного взрослее — перемену уловили бы. Но детвора продолжала увлеченно обличать, да еще с нарастающим темпом. Вот тогда меня пробрало.
Чего я не терплю — это когда в мою личную жизнь лезут посторонние. А ребятишки, несмотря на нашу вроде как дружбу, были, как ни крути, чужими. Говорить с ними на подобную тему в мои планы никак не входит. А мягких намеков они, видно, не понимают, вон как надрываются.
— … Ну, вот что, молодежь! Давайте-ка прекратим этот расстрел. Запомните раз и навсегда: моя личная жизнь — это моя личная жизнь! И никто никогда в нее не влезет. Просто потому, что я не допущу.
Голос у меня определенно зазвенел. Как раньше. Ишь, затихли. Хлопают пушистыми ресницами, беззвучно разевают рты и… молчат.
— Далее. Отношения с Натали касаются только нас двоих. Хороши они или нет — только нас! И каковы бы они ни были, впредь для вас это — табу! Ни слова, ни взгляда!.. Ясно?
Восковые изваяния мадам Тюссо позавидовали бы неподвижности и выразительности шести застывших фигур. Так с ними никто никогда не говорил. Как с глупыми щенками, если на то пошло. Понятно, что их остолбенение временное, и вот-вот разразится буря.
И она грянула. Буря. В основном женская. Но теперь гораздо более тихая, чем раньше. Просто не посмели иначе. Смысл, если их речь очистить от афоризмов, сравнений, эпитетов и прочей воды, свелся к одному: Наташа наша подруга и друг, ее жизнь — наша жизнь, а ты!.. Ты!.. Должен это знать и учесть. И вообще!..
— Понял, — моментально среагировал я. — Сей гордиев узел следует разрубить быстро и надежно. Дабы не доставлять ни вам, ни ей лишних хлопот.
Голос загустел, стал ниже, я явственно ощущал звериную нотку и постарался ее притушить.
— Посему я просто ухожу. Навсегда. Чтобы более не мешать ни ей, ни вам. Прощайте!
Пять шагов, входная дверь, негромкий хлопок, лифт. Еще одна красотка в прошлом. Чуть раньше, чем хотелось бы, но вовремя, если учесть обстановку.
Бросив кассеты на соседнее сиденье, я завел машину и, выруливая со двора, заметил чье-то лицо в окне Генкиной квартиры. Провожают…
… Нинка, одна из моих прежних подружек, которых я изредка навещал, на следующее утро, сидя в постели, сказала:
— Ты какой-то странный стал, Артур. Я тебя иногда и не узнаю. Как подменили.
— Все тот же, Нинок, — ответил я, потягиваясь и зевая. — А что не узнаешь… Все мы меняемся со временем. Для одних это время бежит быстрее, для других медленнее.
После визита к Генке я заехал домой, принял душ и решил, что старый способ снимать синдром расставания следует применить и в этом случае.
Первая подружка, которой я позвонил, куда-то умотала, а Нинка сидела дома. Она и помогла мне снять напряжение. Хороший способ — лечить душевные ранки в объятиях другой женщины. Универсальный, можно сказать.
— Ну-ну, — несколько недоверчиво протянула Нина. — Может, и так. Только сильно ты изменился. Очень. Я даже немного боюсь тебя.