Затем я перешел к телеграмме Сталина о конвоях. Я сказал очень коротко, что не думаю, чтобы эта телеграмма помогла делу; что она очень огорчила меня и я опасаюсь, что любой ответ, который я могу послать, только ухудшит положение; что (наш) министр иностранных дел находится в Москве и я предоставил ему урегулировать этот вопрос на месте и поэтому не хочу принимать телеграмму. Затем я вручил послу конверт. Гусев вскрыл конверт, чтобы ознакомиться с его содержанием, и, увидев телеграмму, сказал, что ему поручено вручить ее мне. Тогда я заявил: «Я не намерен принимать ее» — и встал, чтобы вежливым образом дать понять, что наш разговор окончен. Я прошел к двери и открыл ее. В дверях мы обменялись несколькими словами — я пригласил его прийти в ближайшее время на завтрак и обсудить с г-жой Черчилль некоторые вопросы, касающиеся ее фонда помощи России, который, как я сказал ему, достиг четырех миллионов фунтов стерлингов. Не давая Гусеву возможности вернуться к вопросу о конвоях или сделать попытку вручить мне обратно конверт, я вежливо выпроводил его.
Военный кабинет одобрил мой отказ принять телеграмму Сталина. Это был, безусловно, необычный дипломатический инцидент, и, как я узнал позже, он произвел впечатление на Советское правительство. Действительно, Молотов несколько раз упоминал о нем в разговоре. Еще до того как об этом могло быть сообщено в Москву, в советских кругах возникли определенные опасения. 19 октября Иден телеграфировал, что Молотов нанес ему визит в посольстве и сказал, что его правительство придает большое значение этим конвоям и остро ощущает их отсутствие. Северный путь — самый короткий и самый быстрый путь для доставки снабжения на фронт, где русские переживают сейчас трудное время. Нужно сломать зимнюю линию обороны немцев. Молотов обещал поговорить обо всем этом со Сталиным и договориться о встрече.
Важная беседа состоялась 21-го. Тем временем, чтобы подкрепить позицию Идена, я по его предложению задержал выход английских эсминцев, который должен был положить начало возобновлению движения конвоев.
Министр иностранных дел — премьер-министру 22 октября 1943 года
«1. Вчера вечером я видел Сталина и Молотова. Меня сопровождал посол его величества, и беседа, во время которой было затронуто множество самых различных вопросов, продолжалась два с четвертью часа.
2. После вступительного обмена приветствиями я поднял вопрос о конвоях. Я сказал, что должен объяснить, какого большого напряжения сил требуют эти конвои от английского военно-морского флота. Проведение каждого из них —крупная операция, могущая потребовать 4 крейсеров и 12 эсминцев для непосредственной защиты, и, кроме того, весь флот метрополии должен будет выйти в море, чтобы обеспечить прикрытие. Чтобы выделить необходимые эскортные корабли, мы вынуждены сократить наши военно-морские силы в Атлантике. Хотя борьба с немецкими подводными лодками действительно принимает более благоприятный для нас оборот, она все еще остается напряженной. В подтверждение моих слов я передал Сталину диаграмму, показывающую число немецких подводных лодок в строю за последние три года. По диаграмме видно, что это число все еще близко к максимуму. Причина, почему мы отказываемся обещать, что обязательно пошлем все четыре конвоя, заключается в том, что мы не хотим, чтобы нас упрекали, если из-за какого-либо неожиданного поворота в ходе войны нам не удастся послать все четыре конвоя. Но мы искренне желаем провести эти конвои, и я сказал Сталину, что вы, лично много потрудившийся, чтобы добиться принятия необходимых мер, теперь сообщили мне по телеграфу, что, по вашим подсчетам, мы сможем послать в общей сложности 130 — 140 судов с 860 тысячами тонн груза. Если будет решено посылать конвои, то мы хотим начать их отправку немедленно. Мы дислоцировали наши военно-морские силы, исходя из этого, и мы хотим воспользоваться тем периодом, пока «Тирпиц» выведен из строя. Наши требования в отношении военно-морского персонала сокращены до абсолютного минимума, и мы вынуждены настаивать на этом минимуме. Есть также некоторые второстепенные требования, которые, если будет достигнуто принципиальное соглашение, я хочу изложить Молотову.
Сталин, кивавший в знак согласия, когда я рассказывал о борьбе с немецкими подводными лодками, сказал, что его расхождение с вами касается не трудностей операции, а вопроса о том, обязаны ли мы провести ее. Вы дали понять, что если мы отправим хотя бы один из этих конвоев, то это будет как бы подарком. Сталин не считает, что это правильная характеристика положения. Как он понимает это, мы обязаны стараться доставить эти грузы. Однако, когда он послал вам свой ответ, вы были сильно оскорблены и не пожелали принять его. Я ответил, что мы никогда не говорили, что посылка этих конвоев есть услуга или акт благотворительности. Вы всегда всеми силами стремились доставить эти грузы нашему союзнику, но, по изложенным мною причинам, вы не можете связать себя обязательством предпринять ряд операций, которые вы, быть может, не в состоянии будете осуществить. Сталин, безусловно, должен доверять своему союзнику, и поэтому неудивительно, что вы были обижены телеграммой. Маршал сказал, что у него не было намерения обидеть вас.