При таких обстоятельствах королю и Бадольо, которые думают прежде всего о мире, не остается ничего другого, как сделать вид, что они продолжают сражаться. Гуарилья должен встретиться с Риббентропом, быть может, завтра, после чего будет опубликовано коммюнике, в котором в более определенных выражениях, чем до сих пор, будет сказано, что Италия по-прежнему является активным союзником Германии. Однако это будет лишь видимость. Вся страна жаждет мира и прежде всего хочет избавиться от немцев, вызывающих всеобщую ненависть.
Если мы не можем атаковать Германию немедленно через Балканы с тем, чтобы заставить немцев уйти из Италии, то, чем скорее мы высадимся в Италии, тем будет лучше. Но немцы решили защищать там каждый рубеж. Когда мы высадимся в Италии, мы встретим там слабое сопротивление, а быть может, даже и активное сотрудничество со стороны итальянцев.
Дайета ни словом не обмолвился об условиях мира, и все, что он говорил, свелось, как Вы заметите, к просьбе спасти Италию от немцев, а также от самой себя, причем сделать это по возможности скорее.
Он выразил надежду, что мы воздержимся от слишком грубых оскорблений по адресу короля и Бадольо, что может лишь ускорить кровавую бойню, хотя несколько оскорблений по их адресу помогли бы им сохранить видимость верности немцам».
Все итальянские деятели, имевшие к этому какое-либо отношение, хотели мира с союзниками, а верховное итальянское командование уже жаждало выступить против немцев. Гуарилья и итальянское министерство иностранных дел надеялись с помощью осторожной политики оттяжек и проволочек произвести этот поворот, не вызывая гнева и мести немцев. Таким образом, хотя картина нам была еще неясна, мы вступили в контакт с двумя итальянскими представителями. Так же поступили и немцы. 6 августа Гуарилья и генерал Амброзио встретились на границе с Риббентропом и Кейтелем. Военные переговоры носили резкий характер. Амброзио требовал возвращения на родину итальянских дивизий, находившихся во Франции и на Балканах. Кейтель же, наоборот, в то время как происходила эта встреча, отдал приказ германским частям, стоявшим у пограничных постов, вступить в Италию. А министр иностранных дел Гуарилья между тем вел вежливые и бессодержательные переговоры с Риббентропом в надежде оттянуть наступление немцев.
6 августа другой итальянский дипломат, синьор Берио, обратился к нашему дипломатическому представителю в Танжере. Он имел инструкции непосредственно от Бадольо. Снова была выдвинута просьба предоставить им некоторое время, однако на этот раз было выражено искреннее желание приступить к делу, и Берио был уполномочен начать переговоры.
Это известие вместе с комментариями Идена я получил, когда ехал на пароходе на Квебекскую конференцию. Министр иностранных дел писал:
«Мы имеем право рассматривать это как предложение правительства Бадольо вести переговоры об условиях… Не следует ли нам ответить, что, как это хорошо известно, мы настаиваем на безоговорочной капитуляции и правительство Бадольо должно прежде всего известить нас, что Италия согласна безоговорочно капитулировать? Затем, если правительство Бадольо сделает это, мы информируем его об условиях, на которых мы согласимся прекратить военные действия против Италии».
Получив это послание, я сделал на полях пометку красными чернилами: «Не упустить случая», а также: «Если они капитулируют немедленно, мы согласимся предложить им великодушные условия, а не сделку». Затем я послал министру иностранных дел следующий ответ, датированный 7 августа:
Премьер-министр — министру иностранных дел
«Мы одобряем проводимый вами курс. Бадольо признает, что он собирается надуть кое-кого; его интересы и настроение итальянского народа говорят о том, что, вероятнее всего, в дураках окажется Гитлер. Следует сделать скидку на затруднительность его положения. А пока война против Италии должна вестись всеми способами, на которые дадут свое согласие американцы».
В день моего прибытия в Канаду я послал еще одну телеграмму: Премьер-министр — министру иностранных дел 9 августа 1943 года
«1. Бадольо должен заявить, что он готов безоговорочно отдать себя в распоряжение союзных правительств, которые уже дали ясно понять, что хотят отвести Италии почетное место в новой Европе.
Следует упомянуть также о предложении генерала Эйзенхауэра вернуть всех итальянских военнопленных, взятых в Тунисе и на Сицилии, при условии, если союзнические пленные будут быстро освобождены.
Цель вышеизложенного — внушить итальянскому правительству уверенность, что, хотя оно должно совершить формальный акт подчинения, мы намерены отнестись к нему с уважением в той мере, в какой это позволят чрезвычайные военные обстоятельства. Если мы ограничимся непрерывным повторением требования «безоговорочно капитулировать», не подавая итальянцам надежды на прощение, хотя бы в виде амнистии, вполне возможно, что они вообще не капитулируют. Президент официально употребил выражение «почетная капитуляция», и я считаю, что нам не следует отказываться от этого термина в языке, которым мы должны сейчас пользоваться.