— Я — твой друг, — повторил он.
— Я — твой друг, — эхом отозвался Данька.
Он очень хотел быть другом пожилой доброй женщины с половинкой жетона.
— Спасибо, — ответила женщина. — Ну, я пошла…
Двое мужчин смотрели, как уходит в лес домохозяйка в китайском плаще и стоптанных туфлях. Смотрели, пока лес не закончился и опять не начался сад с фонтаном и скамейками.
Возле игроков в нарды стояла девчушка лет трех, в синем комбинезончике с капюшоном.
Засунув палец в рот, она разглядывала тирменов, будто слонов в зоопарке.
12.
— Нет, не понимаю!
Данька резко остановился, крутнулся на каблуках, шагнул к чугунным перилам. Невелик мостик: от берега до берега три десятка шагов. И не река внизу — яр, травой заросший, с вечной лужей в дальнем конце.
— Птички, пчелки, шмелики. Цели прилетели, на головку сели… Объясни, дядя Петя!
Далеко не ушли. Рядом фонтан, в полусотне метров, от фонтана широкая аллея ведет к площади Свободы. Не сразу, сперва следует яр перейти. Только ненадолго тирмена Архангельского хватило. Послушно встал со скамейки, без звука дошел до середины мостика. И прорвало!
— Я тебя, дядя Петя, ни о чем не спрашивал. Не маленький! Понимаю, в каждом деле свои секреты есть. Как ты говорил, наука имеет много этих…
— Гитик. — Старик невозмутимо расправил маршальские усы. — Ключевая фраза для показа карточного фокуса. Сначала раскладывают двадцать карт попарно, потом загадывается одна из пар. А дальше «гитик» и вступает: четыре ряда по пять карт согласно каждому слову, причем карты «кладутся» на одинаковые буквы. Сложно объяснять, лучше покажу как-нибудь. Есть еще одна формула, позабавнее: «макар ножом режет нитки… » Ты, Даниил, успокойся.
— Я не волнуюсь!
Ишь ты, даже ногой топнул. Не иначе для пущей убедительности. Не волнуется он, значит, ни капельки! Петр Леонидович подошел к перилам, встал рядом с учеником. Посмотрел вниз. Был себе яр с лужей, никому не мешал. Лужа осталась, но неподалеку, ближе к памятнику Шевченко, кафешку воздвигают. Ох, зальет по весне!
— Думаешь, мы с тобой психи? Оба? Вроде Адмирала Канариса? Не греши, Даниил, психам в заповедные леса ход заказан. Как слона в лифте поднимают, знаешь?
Парень не выдержал, хмыкнул. А там и засмеялся.
— Ты уже говорил, дядя Петя. По частям!
— Именно. Вот мы по частям вопрос и решим. Прежде всего, ты сдал зачет. Или бери выше — экзамен. Поздравляю, тирмен!
— А что отвечать надо? — с неожиданным весельем откликнулся Данька.
Поздравляю, тирмен!
— А что отвечать надо? — с неожиданным весельем откликнулся Данька. — Как в кино? Служу трудовому народу?
— … И родному тиру. Во веки веков, дюралюминь. Петр Леонидович качал головой, разглядывая будущее
кафе «У старой лужи». Зальет, зальет буржуинов!
— А по смысловой части вопроса скажу так. Точнее, покажу. Мы сейчас с тобой на «нулевке». Воздушки, «карусельки» с зайчиками, школьники после уроков забегают. Представил?
Старик пристукнул подошвой по асфальту, покрывавшему мостик: для убедительности.
— Вполне, — помолчав, откликнулся Данька.
— Вон делавары кафе строят. Это у нас будет «минус первый». Дальше сам продолжишь?
— Ага. — Парень легко включился в игру. — И спускаться трудно, и, что за стенами, отсюда не видно. А в кафе подвал есть, тайный. Для извращенцев. Мокрый, грязный, с крысами и… и с лягушками.
— Да хоть с привидениями! — расхохотался Петр Леонидович. — Значит, в подвале у нас «минус второй». Заметь, везде свои мишени, свои законы, свои условия стрельбы. А мы с тобой сегодня поднялись на… Скажем, на «плюс первый». Во-о-он туда!
Расческа, извлеченная из нагрудного кармана, указала на верхушку древнего тополя — старожила сада. Лет двести ветерану, не меньше. Данька успел заметить, что Петр Леонидович никогда не тычет пальцем. Для того, видать, и расческу носит. Зачем она старику, при его-то «ежике»?
— Обзор другой, мишени тоже. И правила изменились. «Плюс первый» — он для нас, тирменов. Чужие здесь не стреляют.
Данька хотел переспросить, уточнить, может, даже возразить отчасти. Стрельба с вершины тополя — одно, а птички-пчелки-шмелики — иное. «Цели-цели-прилетели, на головку сели… » И музыка в парке совсем другая.
Хотел-хотел и вдруг передумал.
«Кто я? Я — твой друг… »
Тирмен Архангельский молча смотрел на тирмена Кондратьева. Тирмен Кондратьев смотрел на тирмена Архангельского, одобряя его молчание. Они стояли плечом к плечу — посреди яркого теплого дня, посреди шумного городского сада. Работа сделана, экзамен сдан. Хорошо!
Чего еще?
… Лечь бы под березку, блаженно закинуть руки за голову, уставиться в листвяную россыпь над лицом, словно в семейный альбом: мама, папа, дедушка, бабушка, дяди-тети… И пусть птички поют…
— Теперь тебе личное оружие положено, Даниил. Вроде как инкассатору. Сегодня обсудим, подберем по руке.
— Так у меня уже!..
Данька осекся.
— Хорошо, — не удивился старик. — Потом покажешь, пристреляем. Только, Даня… Ты помни американскую поговорку: «Что может быть опаснее, чем отбивать женщину у гангстера?»
— Только одно: у гангстера женщину отбивать, — послушно откликнулся Данька, краснея. — Дядя Петя! Она старая! Ну, не очень старая, только у меня… у меня Лерка есть… А «Беретту» Любовь Васильевна мне просто так подарила!