— Вместе с тем наблюдаются необычные эффекты. В грозные годы войны Петр Кондратьев добровольно ушел на фронт, встретившись с врагом. Во дворе больницы отчетливо виден яркий синий след — мужская обувь приблизительно сорок второго размера. Вернувшись с победой, Петр Леонидович отдавал все свои силы восстановлению народного хозяйства страны. Синий след такой интенсивности прежде не наблюдался ни разу! Заботливый муж и отец, верный товарищ, надежный работник…
Кондратьев здоровой шуйцей почесал седой «ежик». Привстал.
Пора включать десницу. Не хочет? Захочет!
— Охренел, старшина?
Удар не получился, но толчок вышел изрядный. Прямо в орденоносную грудь.
— А?!
Клацнули вставные челюсти.
Канарис удивленно моргнул:
— … Он всегда был примером… Здорово, Петро! Так ты живой? Молодец, не поддавайся!.. Слушай, мне сегодня повестка пришла, прямо в палату. Выходит, не списали еще? Гляди!..
Ко многому успел привыкнуть старик. Даже к бессильному, ставшему чужим, телу. А к превращениям психа Канариса в Андрея Канари приспособиться не мог. Солнышко, зеленая травка, очень хочется курить, Адмирал (или старшина, не поймешь!) роется в оттопыренном кармане халата, достает пачку бумаг…
Кондратьев покосился не без опаски. Не там ли сочиненный неведомо кем некролог о «верном товарище и надежном работнике»? Когда только успели?!
— Разрешите предъявить, товарищ старший лейтенант? Ну-с?
«Канари Андрею Ивановичу. Вам предписывается отправиться в местную командировку сегодня… »
Все чин-чинарем. Только не слепым шрифтом на папиросной бумаге — кривые буквы плясали «цыганочку» на листке, выдранном из блокнота. У старшины и в лучшие годы с почерком был полный аврал.
«Место работы: больница № 4 (неотложка), круг 18-го троллейбуса… »
Адрес верный. Откуда только узнал, псих? Цель командировки: «личный отчет», как уже было доложено «почетным гражданином города». Вместо подписи — веселый рисуночек: сжатый кулак с торчащим большим пальцем, весьма похожий на кукиш. Татуировка не вместилась, зато внизу красовалось знакомое:
И понимай, как знаешь!
Посмотрел тирмен Кондратьев в радостные глаза психа Канариса. И внезапно захотел обратно на «минус третий», в уютное помещение Г-211. Василий Александрович, Владислав Владиславович, выручайте!
А как не выручили, то сгреб Адмирала одной левой — за ворот, поближе к горлу.
— Himmelherrgottnochmal! Колись, старшина, живо! Der Teufel soil den Kerl buserieren!..
Почему по-немецки, и сам не понял. Фронтовая привычка, видать.
Мигнул Канарис: раз, другой, третий. Губами слюнявыми плямкнул:
— Стравусы!
Разжались пальцы безотказной шуйцы. Не выдержал Петр Леонидович — застонал. Что у них там, на Сабуровой даче, санитары в отпуске?
— Стравусы! — уверенно повторил псих, присаживаясь рядом на скамейку. — Лучше всего «Гремми». Виноват, товарищ старший лейтенант, «Эмми»…
— Страусы, — непонятно для кого перевел Кондратьев. — Эму. Австралийские.
От Канариса он был готов удрать даже в Австралию. «Там девки пляшут голые, там дамы в соболях… » Или это не в Австралии? Зря от вертолета отказался. Предлагал Боря, добрая душа!
— Стравусы! — с еще большей уверенностью констатировал псих. — Замкнутый цикл, тыща товарных стравусей в год. Главное в них — мясо, но кожа, перья и эти… яйца. Взрослые стравуса, старшой, ростом с тебя будут…
Канарис смерил оторопевшего Кондратьева внимательным взглядом:
— Точно с тебя, старшой. Метр девяносто, никак не меньше. И худые такие же. Перо на шляпки бабские идет и на поплавки. Самое то, в магазинах рыбаки метлой метут…
— Шамилей, — уточнил Петр Леонидович, уже ни на что не надеясь.
Псих не слушал. Глаза горели, острым клювом вытянулся нос, из горла несся клекот.
— Забивают их, старшой, когда они и весом с тебя становятся. Ну, может, меньше, кило сорок-пятьдесят. Полезного мяса маловато, конечно. Вдвое урезать надо, считай…
Старик поглядел в небо, где без забот веселилось майское солнце, и позавидовал стравусу.
Всего-то и требуется австралийцу «Эмми» — до полста килограммов дотянуть. А там забьют без всякого тирмена, и свободен, как ветер в пустыне Виктория.
К Великой Даме воззвать, что ли? А еще говорят, не опаздывает!
— Я чего про стравусей этих, Петро? Отставка тебе положена, верно? Утром не попали, днем дострелят.
Не хотел Кондратьев, а вздрогнул. Черт бы побрал тебя, Канари! Совсем дурак — или прикидываешься?
— Вот и будем мы с тобой, старшой, два отставника на пенсионе. — Канарис подмигнул. — Силы есть, башка варит, наградные опять же положены. И стрелять больше неохота. Вот я, значит, про стравусей и вспомнил. Все разведал, повыяснял. Нет у нас в регионе стравусей, только в зоопарке. И то хилые, некондиционные. Ближайших в Орловской области разводят, в городе Новисиль. Концерн «Курочка Ряба». Назвались, идиоты! Хоть бы иначе как-то…
— «Стравус Рябко».
Старик попытался встать, но предательница-нога скользнула по траве, предательница-рука бессильно мазнула, не уцепив, по спинке скамейки. Нет, не упал — Канари подхватить успел. Сжал ребра так, что в глазах потемнело.
Усадил обратно.
— Крепко тебя приложило, Петро! Знал бы, какого козла по твою душу присылали, лично бы оформил. В три приема, чтоб полгода в параличе повалялся!