Ага, вот и табличка: «Ольминского, 3». Второй дом от угла.
Подъезд, зажатый между магазинчиком «Second Hand» и Интернет-клубом, оказался незаперт, код набирать не понадобилось.
Ага, вот и табличка: «Ольминского, 3». Второй дом от угла.
Подъезд, зажатый между магазинчиком «Second Hand» и Интернет-клубом, оказался незаперт, код набирать не понадобилось. В парадном было на удивление чисто. Пахло дезодорантом. За порядком тут явно следили. Ни окурков под ногами, ни вони кошачьей мочи, ни надписей на стенах.
Третий этаж. Квартира номер девять.
Ключ провернулся в замке с едва слышным щелчком.
В прихожей царили сумерки. Данька начал искать выключатель и вдруг услышал шорох, донесшийся из глубины квартиры. Домработница? Вряд ли… Он стоял, затаив дыхание, и смотрел на полоску света, падавшую на пол из приоткрытой двери в комнату.
Звук повторился. Теперь Данька отчетливо различил, что это шелест бумаги. Рука сама поползла под куртку, легла на рукоятку «Беретты». Он снял оружие с предохранителя. Стараясь ступать как можно тише — хорошо, паркет под ногами не скрипел! — двинулся на звук.
У окна, склонившись над письменным столом, стоял человек. Стильный, песочного цвета пиджак, черные брюки, мягкие туфли из дорогой кожи. Франт рылся в бумагах, вываленных на стол.
Ствол «Беретты» уставился человеку в спину.
— К стене! Руки за голову!
Человек дернулся как ужаленный и, вместо того чтобы исполнить приказ, обернулся.
— Кто… кто вы такой?! — взвизгнул он.
— К стене, я сказал! Руки!
— Да что вы себе…
Данька поднял пистолет. Вор, кажется, только сейчас заметил, что гость вооружен. Он хотел попятиться, но уперся в стол.
— Руки, я сказал!
— Да-да, хорошо…
Вор неуверенно поднял руки.
— К стене. Руки на стену, ноги расставь.
Незнакомец подчинился без разговоров.
— Попался, ворюга?
— Я не вор! — вдвое громче завизжал франт.
— Ага, в милиции это расскажешь, — злорадно ухмыльнулся Данька.
Он впервые держал под прицелом живого человека. Ощущение было… странное. Чувствовать собственную власть над чужой жизнью — не на «плюс первом», а на обыденной «нулевке»… «Вор должен сидеть в тюрьме!» — говорил в кино капитан Жеглов. Вот мы сейчас наберем «02»…
Или лучше позвонить Зинченко? Пусть тряхнут этого типа по-свойски…
— Повторяю вам: я не вор!
— А кто же ты тогда? Домработница Клава? Электрик? Свидетель Иеговы?
— Я внук Петра Леонидовича, хозяина этой квартиры!
— Ага, а я его двоюродный племянник…
— Я — Петр Михайлович Кондратьев!
— Врешь!
— У меня паспорт с собой! Могу показать.
— Хорошо, показывай. Только не вздумай делать резких движений! В случае чего стреляю без предупреждения…
Черт, неужели правда? Внук дяди Пети, а Данька на него — с пистолетом…
— Вот, пожалуйста.
Приставив ствол «Беретты» к затылку подозрительного внука — чтоб не вздумал рыпаться! — Данька взял документ. Вновь разорвал дистанцию, отойдя на три шага. Раскрыл паспорт. «Кондратьев Петро Михайлович… 17 березня 1969 року… »
Фотография.
— А ну-ка, повернись. Медленно!
Франт повернулся не просто медленно, а очень медленно.
Черепаха бы обзавидовалась. Не опуская пистолета, Данька дотошно сличил его лицо с фотографией. Русые жиденькие волосы зачесаны назад, щурятся водянистые глаза, губы нервно подергиваются. Рыхлый, пористый нос, под носом — жалкая поросль, которую язык не поворачивается назвать усами. То ли дело у дяди Пети усы!.. Но, к сожалению, семейное сходство налицо. И роста высокого, как дед. А вот брюха такого у дяди Пети никогда на было. Брюхо оттопыривало дорогую темно-синюю рубашку, натягивало кожаный ремень-«плетенку», грозило выскочить из штанов и удрать подальше от грозного пистолета.
— Убедились?
— Убедился. Держи свой паспорт.
Данька протянул документ Кондратьеву-младшему. Убирать пистолет он, однако, не спешил. Не нравился ему этот человек. И на «вы», несмотря на заметную разницу в возрасте, обращаться к внуку не хотелось.
— Как ты здесь оказался, Петр Михайлович?
«Стреляли!» — услужливо подсказала память голосом Спартака Мишулина из «Белого солнца пустыни».
— Это не ваше дело!.. — Внук вспыхнул и погас, косясь на ствол «Беретты». — У меня есть ключи!.. Петр Леонидович дал, на всякий случай. А сегодня мне позвонили, сказали, от какого-то Бориса Григорьевича… Сообщили, что деда с инсультом забрала «скорая». Я сразу сюда…
— Сюда? — Даньке очень захотелось выстрелить. — Почему сюда, а не в больницу?
— В больницу? Я вам что — доктор?!
— Это хорошо, что ты не доктор… ты бы налечил…
— А теперь позвольте узнать — вы кто такой! — перешел в наступление внук, плотнее вжимаясь в стену. — И по какому праву…
— Я — сменщик Петра Леонидовича. Мы вместе работаем в тире. Я только что из больницы. И здесь не по праву, а по просьбе Петра Леонидовича. Он дал мне ключи и попросил привезти ему кое-какие вещи.
— Вещи? Знаем мы эти вещи… Это какие же именно?
— Пижаму. Тапочки…
— Ну да, конечно! Тапочки! Сейчас это называют тапочками! Ворвались в чужую квартиру с корыстными целями, наставили пистолет на законного наследника…
— С корыстными целями?
Кровь бросилась Даньке в лицо. Однако Петр Михайлович, увлеченный ролью наследника, не понял, чем рискует.