Но с Водолазом такие номера не проходили.
— Встаньте, Феофанов.
Фофан лениво поднялся, с наглой ухмылкой глядя на математика.
— Если вы лучше меня знаете, как разложить многочлен на множители, — идите к доске и продемонстрируйте всем, как это делается.
Сдавленный смешок белокурой Лильки: красавица никогда не упускала случая подлизаться к Водолазу. Иного способа выучить алгебру она не знала.
— Что же вы мнетесь, Феофанов? Не знаете? Или вы думаете, что многочлен — это то, чего у вас попросту нет, чтобы его разложить на всеобщее обозрение?
Класс грохнул. Красный как рак Фофан пытался огрызнуться, но его слова тонули в общем хохоте.
— Все. Посмеялись — и хватит. Прискорбно, что подобную реакцию у вас, дамы и господа, вызывают только шутки ниже пояса. Садитесь, Феофанов, и записывайте. А будете и дальше гыгыкать — пойдете вон из класса. Итак…
Данька покосился на соседку по парте — отличницу Лерку Мохович. Та сидела прямо, с гордо выпрямленной спиной, и смотрела на доску с уравнениями. Уголки ее губ едва заметно подрагивали: Лерка изо всех сил старалась не смеяться. Классная девчонка. И списать даст, если надо, и не закладывает, если кто стекло разбил или доску парафином намазал. И фигура у нее… Данька почувствовал, что краснеет, и склонился над тетрадью, спеша переписать все с доски, пока Водолаз не стер.
Девчонок он стеснялся. Когда приятели рассказывали, кто с кем зажимается, а Фофан хвастался, что целый год трахает одну, Данька стыдливо отмалчивался. Эх, подкатиться бы к Лерке поближе! — для начала домой проводить, потом в кино или на дискотеку, а там… Однако на финальном «а там… » эротические фантазии давали сбой. Да и с «подкатиться» дело шло туго: уже почти решившись, Данька в последний момент робел и никаких практических шагов к сближению с Леркой не предпринимал.
Звонок.
«Следующая — химия. Контрольная».
Очень захотелось в сортир. Неужели он так боится какой-то несчастной двойки?! Ерунда! Подумаешь! Может, обойдется: спишем или химичка заболеет… Но упрямый живот на доводы рассудка не поддавался, а ноги сами несли тело в нужном направлении.
Ноги часто заносят тело куда не следует.
Они ждали его на выходе, в курилке-предбаннике. Жирный и еще двое. Именно ждали: Данька был в этом уверен. Когда он заходил внутрь, в курилке дымил один Фофан. Выследили, подкараулили… Слову «сортир», заменяющему всем известный туалет, Даньку научил отец. Вместе с шуткой: «Превратим мы наш сортир в бастион борьбы за мир!» Шутка сейчас показалась совершенно несмешной, а сортир превратился в такой тир, где по неудачникам стреляют мерзко пахнущим сором. Без промаха и пощады.
— Привет, Архангел.
Жирный протянул потную лапу. Он никогда раньше не здоровался с Данькой за руку. Что происходит?! Сейчас ошибешься — выйдет «не по понятиям», и окажешься должен вдвойне.
Он никогда раньше не здоровался с Данькой за руку. Что происходит?! Сейчас ошибешься — выйдет «не по понятиям», и окажешься должен вдвойне.
— Привет.
Рукопожатие вышло крепким. Хотя сердце проглоченной лягушкой колотилось не в груди, а ниже, в желудке. Данька надеялся, что это незаметно со стороны. Он отступил к окну, забранному поперечной решеткой: ржавой, гнутой. В спину больно уперлось ребро высокого подоконника.
Из окна тянуло сквозняком.
— А круто вчера тот мужик нас отметелил! — со странным удовольствием, чуть растягивая слова, сообщил Жирный.
На скуле у него красовался роскошный фингал: иссиня-черный, с лиловым отливом по краям. Кожа на щеке была содрана и намазана йодом. Вдобавок на лбу переливалась всеми цветами радуги изрядная шишка: словно у Жирного начал проклевываться рог.
— Курить будешь?
Он достал из кармана открытую пачку «Monte-Carlo».
Вообще Данька не курил. Так, баловался изредка, за компанию. Но в данной ситуации отказываться не следовало. Он взял сигарету. Прикурил от спички Фофана. Осторожно затянулся — не дай бог закашляться, вызвав град насмешек. Сигарета оказалась на удивление крепкой, хотя и ароматной. Кашель удалось сдержать с трудом.
— Спасибо.
— С сигарным табаком, — похвастался Жирный. — Любимые сигареты колумбийской мафии!
Какие сигареты курит колумбийская мафия, Данька понятия не имел, да и Жирному это вряд ли было доподлинно известно. Но он счел неуместным подвергать слова Жирного сомнению.
— Классные сигареты. Ароматные такие…
— О! Рубишь фишку. — Жирный расплылся в улыбке. При нынешней «боевой раскраске» он выглядел комично. — А тот мужик «афганцем» оказался. Десантура. Шиндант, Анардара, Джелалабад. Я у пацанов поспрошал, они в курсе. «Афганцы» на промедоле сидят. И дурь смолят. Если б у него планка упала, мог вообще всех нас замочить: и меня, и тебя. Голыми руками. Считай, легко отделались.
— Ну… — дипломатично заметил Данька, соображая, что во вчерашней драке он удивительным образом сумел оказаться на стороне Жирного.
Мужик, оказывается, нас отметелил. Мужик, выходит, с упавшей планкой мог вообще всех нас замочить. А мы легко отделались.
— Никогда не знаешь, на кого нарвешься.
— Это точно. Слышь, Архангел, насчет долга…
В туалет вошел Кощей. Сделал вид, что пристраивается к писсуару, но под тяжелым взглядом Жирного передумал и пулей выскочил наружу, забыв застегнуть ширинку.