В помещение вела не стальная, обычная дверь. Приоткрыта, из щелей сочится электрический свет. Кондратьев покосился на дверь и впервые пожалел о своей безоружности. Хорошо бы по завету сталинградского генерала Чуйкова: сначала гранату в проем, а потом и стучать можно. Только нет гранаты…
Постучал. Встал в сторонке — вдруг из пулемета полоснут?
А когда не ответили — ни словом, ни пулей, — вошел без стука.
— … Положительные результаты стрельбы по реперу очевидны. Формирование сектора по конкретному человеку, появившемуся в указанной точке в строго заданное время, позволяет увеличить точность попадания в среднем на двадцать процентов. Вместе с тем имеются не менее серьезные отрицательные моменты…
Петр Леонидович вытер со лба холодный пот. Всего ожидал, ко всему приготовился. В придачу, знаете ли, инсульт, кровь из лопнувших сосудов заливает мозг…
Сектор сезонной статистики: «Драй Эс».
Семеро Сукиных Сыновей.
Знакомый конторский стол покрыт синей скатертью. Жестяные подстаканники, графин с мутной водой. Рядом — стеклянный сифон, не то до половины пустой, не то наполовину полный.
Стулья. Семь штук.
— … Главным из которых является «антропологизация» объекта. Даже самые опытные тирмены теряют в процессе стрельбы «по живому» от пяти до пятнадцати процентов уверенности, что в конечном итоге не только уменьшает точность, но и ведет к усталости и разочарованию в работе.
Завсектора Василий Александрович, гриб сушеный, читал доклад. На пупыристом носу — очки-велосипед, нос уткнулся в финскую бумагу.
— Более того, традиционная процедура передачи жетона, имеющая по сути лишь ритуальный характер, также негативно воздействует на сознание работника…
На стене, где и положено, календарь. Кондратьев всмотрелся. Сектор закрыли в начале 1984-го…
Над желто-горячим листом с портретом президента гордо красовалось: «2008».
— Не исключаем мы и личное знакомство тирмена с объектом, что, как правило, имеет негативные последствия, порой непоправимые. Поэтому с целью нейтрализации данного субъективного момента работы тирмена…
Дальше слушать Петр Леонидович не стал, шагнул к столу. В бетонном бункере загадочного «минус третьего» сушеный гриб, сгинувший двадцать с лишним лет назад («С тех пор его по тюрьмам я не видал нигде.
В бетонном бункере загадочного «минус третьего» сушеный гриб, сгинувший двадцать с лишним лет назад («С тех пор его по тюрьмам я не видал нигде… »), читает доклад о «субъективных моментах работы тирмена». Наш дом — дурдом!
— Василий Александрович! Эй!..
Ноль эмоций. Завсектора поднял листок бумаги повыше, словно хотел отгородиться от незваного гостя:
— … предлагается обезличить процесс передачи жетона. И усилить контроль за недопущением личных встреч тирменов в процессе выполнения табельной стрельбы на результат…
— Эй, товарищи!
Шуметь не имело смысла. Не слышат. Ни утонувший в докладе гриб, ни тот, кто сидел справа, на привычном месте. Правда, строгий гражданин Иловаев все-таки заметил новичка. Кивнул важно, бровью повел. Не мешай, тирмен. Или не видишь? Заняты мы, работаем.
На Шипке все спокойно, понял?
Кондратьев потянулся к сифону. Углядел чистый стакан, нажал на рычажок. Вода показалась кипятком. Словно не сифон — термос.
— В приложении к рапорту приводится таблица неудачных стрельб за последний календарный век с указанием в отдельной графе случаев личного знакомства тирмена с объектом. Из таблицы со всей очевидностью следует…
Оказывается, не доклад — рапорт. Что пнем по сове, что совой по пню… Петр Леонидович с надеждой покосился на тугого боровичка Иловаева. Выручай, ваше превосходительство!
Бывший генерал вздохнул, с укоризной качнул круглой головой. А затем на стол уставился. Не на графин, не на сифон — левее, в самый угол. Что у нас в углу? Папки?
Закусил губу тирмен Кондратьев. Все знакомо, все взаправду на «минус третьем». И папки настоящие, памятные. На каждой номер рукой гриба сушеного выведен. Ниже — «Сектор сезонной статистики». Еще ниже…
— Благодарю за внимание, товарищи!
Петр Леонидович вздрогнул, скользнул рукой по пустому поясу. Не от выстрела — от аплодисментов. Его превосходительство хлопать изволили.
… Еще ниже — название. На папке номер двенадцать, что поверх прочих лежит, написано: «Неврученные повестки (1917-1984)». Ого!
На миг Петр Леонидович забыл обо всем — о застиранной простыне, о белом потолке палаты. Присвистнул, папку ближе подтянул. При жизни Василий Александрович такими документами не разбрасывался, в сейфе держал.
— Милостивые государи! Коллеги! Представляя просвещенному вашему вниманию рапорт сей, льщу себя надеждой…
Кондратьев только плечом дернул. Гриб гриба на поляне сменяет. Был Василий Александрович, теперь Иловаев голос подал. Неужто и впрямь спятили покойники-коллеги? Делать им нечего — в загробном бункере рапорты друг дружке под аплодисменты читать! Интересно, в какой раз? В две тысячи восьмой? В пять тысяч семьсот шестьдесят девятый?
Повестки лежали пачками, словно квитанции на электричество и газ. Упаковки наподобие банковских, на каждой — номер. Нет, не номер — год. «1966», «1951», «1918». Не по порядку, но разобраться можно.