Его усмешка предназначена лишь для него самого, и эта горькая самоирония достигает нужного результата Мой гнев несколько отступает. Что он имеет в виду? И почему вдруг этот переход на «ты»?
Его лицо вдруг резко напрягается, глаза темнеют.
— Это правда? То, что ты там сказала? — В голосе почти умоляющие интонации, точно ему хочется ошибиться. Какой бредовый вопрос. Разве Ощущающему Истину требуются какие?то подтверждения правды?
— О чем?
— Ты умираешь?
Осторожно киваю. Ауте, о чем мы тут вообще говорим?
Он просто смотрит на меня.
Первоначальный шок несколько выветрился. Гнев тоже. Осталась глухая покорность. Едва услышав слова Аррека, я поняла, что попала в ловушку. Ничто не могло сейчас остановить этот идиотский брак. И сделать его формальным тоже не получится. Это ведь доказательство биологической и психологической совместимости двух народов. Кроме того, если я правильно помню законы Эйхаррона, нужен наследник — ребенок, несущий кровь обоих партнеров. И других кандидатов, помимо меня и арр?Вуэйна, не предвидится. Ауте, как же это я умудрилась влипнуть в такое?
Как Арреку могло прийти в голову такое!
Эта последняя мысль крутится в голове с угнетающей настойчивостью. Какая, в конце концов, разница? Однако я поднимаю голову и неуверенно спрашиваю:
— Почему? Молчание.
Слегка подаюсь вперед и повторяю уже более настойчиво:
— Почему?
Он вдруг оказался близко, так близко, что мое дыхание перехватывает от ударившего вдруг в ноздри запаха лимона и моря. Руки человека на моей спине, его лицо наклоняется к моему, мужские губы на моих губах.
Меня отбрасывает, как от удара током, тело в прыжке отлетает на несколько метров, оказавшаяся на траектории удара крылом колонна разлетается белой пылью. Рука с зажатой в ней закрой взлетает в защитной позиции. На щеке Аррека медленно закрывается длинная тонкая царапина. Перевожу взгляд на свой кинжал: на золотистом клинке поблескивают капли темно?красной человеческой крови. Вновь сосредоточиваюсь на дарай?князе. Тот, кажется, и не заметил ранения.
— Вы спросили меня почему, эль?леди, так позвольте же ответить.
В ответ на его шаг я настороженно отступаю назад.
— Ну же, Антея, или я должен поверить, что вы боитесь?
Насмешливые нотки в богатом обертонами голосе заставляют возмущенно замереть на месте.
Честно говоря, это именно страх. Чистый, ничем не прикрытый страх, но не перед дараем, а перед собой, перед реакцией своего тела. Вене, которая боится своего собственного тела, ну что может быть смешнее? Тем не менее я боюсь.
На этот раз он подходит медленно, не скрывая от меня ни одного движения. В плавном скольжении сияющего серебром тела есть что?то кошачье, что?то от хищника, загнавшего наконец в ловушку долгожданную добычу. Стальные глаза ни на миг не отпускают меня. Ауте, как же он похож на эль?ин!
Сильные пальцы обвивают мою кисть, рука с закрой аккуратно заводится за спину. Мое тело вдруг оказывается прижато к чужому так, что каждая косточка, каждый изгиб ощущается с ошеломляющей отчетливостью. Впервые чувствую просто терпкую прохладу этой кожи, а не предупреждающее покалывание щитов. Великий Хаос, неудивительно, что они считают прикосновения неприличными, при такой?то интенсивности ощущений! Изгибаюсь, пытаясь разорвать контакт, и вдруг оказывается, что пальцем не могу пошевелить без его позволения. Даже крылья, которые при желании можно превратить в смертельное оружие, сейчас лишь безвольно трепещут на ветру. Ловушка захлопнулась.
Серебристые глаза склоняются к моим, круглые зрачки расширяются, дыхание сбивается, пульс вдруг начинает отчетливо ощущаться в каждом сантиметре прижатого к моему тела.
Его губы — мягкая влага, кожа — сияющий шелк ветра, волосы как песня моря. Кисловатый вкус лимона наполняет сознание. Я сдаюсь, обвисаю в сильных руках, позволяя целовать себя.
Стук человеческого сердца становится оглушающим, каждой клеточкой, каждой жилкой я ощущаю этот ток, ток крови в его жилах. Ритмы другого тела, песня чужой жизни наполняют меня, сметая все барьера индивидуальности, полностью подчиняя требованиям его тела. Его эмоциям. Его жажде. Валы леденящего жара и обжигающего холода сменяют друг друга с такой скоростью, что я уже не могу определить, где начинается жар и заканчивается холод. Растворение, преобразование, изменение — все остатки воли, какие у меня сохранились, исчезают. Лишь мужские губы на моих губах, лишь ток крови в его (наших?) жилах, лишь вкус лимона на языке.
Он отрывается от меня с каким?то судорожным вздохом, зарывается лицом в золотистую гриву волос. Замираю в его руках, бездумно плывя в аромате моря и лимона. Каждая клетка его тела ощущается как своя, а свои кажутся продолжением его. Ауте, кто бы мог подумать, что в человеческом теле столько нервных окончаний.
Аррек отпускает меня так резко, что приходится взмахнуть крыльями, чтобы сохранить равновесие. Отходит от меня, отворачивается. Через минуту прихожу в себя настолько, чтобы обратить внимание на собственное тело. Я сияю. Сияю в самом прямом смысле этого слова, перламутровая радуга истинного дарая обтекает мою кожу, принося неожиданную ясность и свежесть ощущений. Тело кажется непривычно тяжелым, одна Ауте знает, какие в нем произошли изменения. Если приглядеться, наверняка увижу пласты Вероятности, окутывающие этот слой реальности.