Он вернулся в сумерках. Оказалось, что член конгресса Фельгум видел
издателя, у которого находилась рукопись майора. Издатель заявил, что если
«Анекдоты и пр.» тщательно сократить, почти на половину исключить партийные
и классовые предрассудки, которыми окрашена книга от начала до конца, то он
согласился бы издать ее.
Майор был в бешенстве, но овладел собой, согласно своему кодексу
поведения, как только оказался в присутствии мисс Лидии.
— Нам необходимы деньги,— сказала мисс Лидия, с легкой морщинкой над
носом: — дайте мне те два доллара, я пошлю сейчас же телеграмму дяде
Ральфу.
Майор вынул из верхнего жилетного кармана маленький конвертик и бросил
его на стол.
— Может-быть, это неблагоразумно,—кротко сказал он,— но сумма эта
была так мала, что я купил билеты в театр на сегодня. Идет новая военная
драма, Лидия. Я подумал, что тебе доставит удовольствие быть на первом ее
представлении в Вашингтоне. Мне говорили, что Юг очень симпатично
представлен в этой драме. Сознаюсь, что я сам охотно посмотрю это
представление.
Мисс Лидия в безмолвном отчаянии всплеснула руками…
Однако, раз билеты были куплены, надо было ими воспользоваться. И в
этот вечер, когда они сидели в театре и слушали полную огня увертюру, даже у
мисс Лидии заботы временно отодвинулись на второй план. Майор, в
безукоризненном белье, в своем необычайном камзоле, видном только там, где
он был плотно застегнут, с белыми гладко зачесанными волосами, имел, право,
чрезвычайно изящный и аристократический вид… Открывая типичную картину
южных плантаций, взвился занавес для первого акта «Цветка Магнолии».
— Смотрите,— воскликнула мисс Лидия, подталкивая отца локтем и
указывая на программу.
Майор надел очки и прочел в списке действующих лиц строку, на которую
указывала его дочь.
… Полковник Уебстер Кальхун… Г. Хопкинс-Харгрэвс,
— Это наш м-р Харгрэвс! — сказала мисс Лидия:- это, вероятно, его
первое выступление в… как он называет ее… комедии. Я так рада за него.
Только во втором акте появился на сцене полковник Уебстер Кальхун. При его
выходе майор Тальбот громко фыркнул, уставился на него глазами и оледенел.
Мисс Лидия издала легкий двусмысленный писк и смяла в руках программу.
Полковник Кальхун был изображен настолько похожим на майора Тальбота, как
одна горошинка похожа на другую. Длинные, редкие волосы, завивающиеся на
концах, аристократический нос в виде клюва, широкая, мягкая грудь рубашки,
галстук лентой с бантом почти у уха,—все было скопировано самым детальным
образом. И, наконец, в довершение всего, на нем был двойник майорского
камзола, который предполагался единственным.
С высоким воротником,
мешковатый, с узкой талией, с широкими полами, на фут длиннее спереди,, чем
сзади, это одеяние не могло быть снято с другого образца. Начиная с этого
момента, майор и мисс Лидия сидели, как околдованные, и смотрели на имитацию
гордого Тальбота, протащенного через возмутительную грязь «развратной
сцены», как выражался впоследствии майор.
М-р Харгрэвс хорошо воспользовался благоприятным для него случаем. Он
уловил в совершенстве мелкие особенности речи, акцент и интонации майора, а
также и его напыщенную вежливость,—преувеличивая все для нужд сцены. Когда
он исполнил удивительный поклон, который, как наивно воображал майор, был
верхом всех приветствий, публика внезапно разразилась громкими
аплодисментами. Мисс Лидия сидела неподвижно, не смея взглянуть на отца.
Иногда ближайшей к нему рукой она закрывала щеку, как бы пряча улыбку,
которую не могла вполне подавить, несмотря на возмущение. Кульминационного
пункта имитация Харгрэвса достигла в третьем акте. Это была сцена, где
полковник Кальхун принимает нескольких соседей в своей «берлоге».
Стоя у стола, посреди сцены, окруженный друзьями, он говорит тот
неподражаемый, характерный, бессвязный монолог, который так известен по
«Цветку Магнолии»; в то же время он ловко приготовляет мятный напиток для
гостей.
Майор Тальбот, сидя спокойно, но бледный от негодования, слышал, как
передавались его лучшие рассказы, как излагались его любимые теории и темы,
и как заменены, преувеличены и искажены основы его «Анекдотов и
воспоминаний».
Его любимый рассказ о дуэли с Рэсбон Кульбертсоном также не был
пропущен и передан с большим огнем и увлечением, чем это делал сам майор.
Монолог кончался изысканной, очаровательной, маленькой лекцией об
искусстве делать мятный напиток, иллюстрируемой действием. Тут тонкое, но
яркое искусство Тальбота было воспроизведено до мельчайших подробностей,
начиная с его изящного обращения с душистой травой («на одну тысячную часть
больше давления, джентльмены, и вы вытянете горечь вместо аромата из этого
дарованного небом растения») до заботливого выбора соломинок.
По окончании этой сцены в публике поднялся неистовый гул одобрения.
Изображение типа было настолько точно, верно и полно, что главные персонажи
в пьесе были забыты. После повторных вызовов Харгрэвс появился пред
занавесом и раскланялся, при чем его еще мальчишеское лицо радостно горело
от сознания успеха.
Мисс Лидия, наконец, повернулась и взглянула на майора. Его тонкие
ноздри двигались, как жабры у рыбы. Он оперся обеими дрожащими руками на
подлокотники кресла, собираясь встать.
— Пойдем, Лидия,—сказал он негодующе:— это ужасное кощунство!
Прежде, чем он успел встать, она толкнула его обратно на место.