О.Генри. Налет на поезд
Примечание автора.
..
Стук экстренного вагона заглушил его дальнейшие слова,
О.Генри. Налет на поезд
Примечание автора.
Человек, рассказавший мне эту историю, жил несколько лет,
как а утл о (А утл о (outlow) — человек, об’явленный вне закона.)
на Юго-Западе и занимался тем делом, которое так откровенно
описывает. Его описание modus operandi может показаться
интересным. а советы его ценными для пассажира при каком-нибудь
налете на поезд. Оценка же удовольствий, получаемого участниками
ограбления поездов, вряд ли соблазнит кого-нибудь заниматься этим
делом, как профессией. Я передаю рассказ как можно точнее, почти
дословно.
О. Г.
Если бы спросить мнение большинства людей, то все сказали бы, что
остановить поезд — трудно. Это неверно: остановить поезд — легко. Я
некоторым образом содействовал беспокойству железнодорожных пассажиров и
бессоннице служащих «Компании Экспрессов». Единственные неприятности,
связанные для меня лично с налетами на поезда, заключались в том, что
недобросовестные люди надували меня, когда я тратил доставшиеся на мою долю
деньги. Об опасности не стоит говорить,а беспокойство нам было нипочем!
Одному человеку однажды чуть-чуть было не удалось остановить поезд. Двоим
это удавалось иногда. Трое могут это сделать, если они—достаточно
расторопные парни. Но пять человек—вот настоящее число! Выбор места и
времени зависит от разных обстоятельств.
Первый налет на поезд, в котором я был замешан, имел место в 1890 году.
Может быть, путь, который привел меня к участию в этом деле, даст вам
некоторое представление о том, как дебютируют железнодорожные разбойники. Из
шести западных аутло нас было пять ковбоев, оставшихся без дела и работы, а
потом свихнувшихся, и один преступный тип с Востока. Этот последний был
одет, как преступник, и выкидывал разные подлости,— отчего и обо всей банде
пошла дурная молва. Проволочные заграждения и nesters создали пятерых
налетчиков, а дурное сердце — шестого.
Джим С. и я работали на 101-м ранчо в Колорадо. Nesters выживали
скотоводов. Они забрали землю и поставили должностных лиц, с которыми трудно
было ладить. Мы с Джимом, убегая однажды на Юг от объезда, направились
верхом в Ла-Хунта. Там мы немного позабавились, не причинив никому никакого
вреда, как вдруг вмешалось фермерское управление, которое пожелало нас
арестовать. Джим застрелил помощника шерифа, а я как бы помогал ему в его
аргументации. Мы бились, двигаясь вверх и вниз по главной улице; милиции все
время адски не везло. Наконец мы бросились вперед и прорвались к ранчо,
расположенному на Серизо. Мы ехали на лошадях, которые если не могли летать,
то во всяком случае могли догнать птицу.
Через несколько дней отряд милиции из Ла-Хунта явился в ранчо и
потребовал, чтобы мы пошли с ним. Жители ранчо были за нас, и пока мы.
отказывались, весь дом был изрешечен пулями. Когда наступила темнота, мы
влепили милиционерам пачку пуль и ушли в горы.
Они, наверно, догадались, что мы ушли, и нам пришлось дрейфовать, что
мы и сделали, кружным путем спустившись в Оклагому.
Ну, там нам ничего не удалось заработать; когда же пришлось тяжело, мы
решились оборудовать небольшое дельце с железными дорогами. Джим и я
соединились с Томом и Айком Мур — двумя братьями. Я могу назвать их имена,
так как оба умерли. Том был убит при ограблении банка в Арканзасе; Айк же
погиб во время более опасного времяпрепровождения: он рискнул пойти на
танцульку. Мы выбрали место на Санта-Фе, где был мост через глубокую речку,
окруженную густым лесом. Все пассажирские поезда забирали воду в одной из
водокачек в конце моста. Это было спокойное место, так как ближайший дом
находился на расстоянии пяти миль. Накануне набега мы дали отдохнуть лошадям
и составили расписание, как нам взяться за дело. Наш план был очень плохо
разработан, так как никто из нас не участвовал раньше в ограблении поездов.
Скорый поезд в Санта-Фе должен был быть у водокачки в 11 часов 15 минут
ночи. В одиннадцать Том и я залегли с одной стороны пути, а Джим и Айк — с
другой. Когда показался поезд, и его передний фонарь бросил свет далеко
вдоль пути, а из паровоза повалил пар, мне сделалось совсем дурно. Я охотно
бы согласился даром работать на ранчо в течение целого года, лишь бы не
участвовать в этом деле. Некоторые наиболее смелые люди по этой
специальности впоследствии говорили мне, что в первый раз они чувствовали то
же самое. Паровоз едва успел остановиться, как я прыгнул на его подножку с
одной стороны, а Джим—с другой. Как только машинист и кочегар увидели наши
ружья, они сами, до нашего приказа, подняли руки вверх и просили не
стрелять, обещая сделать все, что мы захотим.
— Сойдите вниз! — приказал я. Они соскочили на землю, и мы погнали
их вдоль поезда. Пока это происходило, Том и Айк бежали вдоль поезда,
стреляя и крича, точно апаши, чтобы заставить пассажиров остаться в вагонах.
Какой-то молодец выставил в окно маленький револьвер двадцать второго
калибра и разрядил его в воздух. Я прицелился и разбил вдребезги стекло над
его головой, что устранило всякие дальнейшие противодействия с его стороны.
К этому времени вся моя нервность прошла. Я чувствовал какое-то
возбуждение, как будто был на балу. Во всех вагонах свет был потушен, и
когда Том и Айк перестали стрелять и кричать, стало почти так тихо, как на
кладбище. Помню, я слышал, как какая-то птичка чирикнула в кусте, в стороне
от пути, точно пожаловалась, что ее разбудили.
Приказав кочегару достать фонарь, я подошел к служебному вагону и
закричал проводнику, чтобы он открыл, если не хочет быть продырявлен.