Тиренс послал своей матери улыбку поздравления и довольствия. Наконец
мс Кинсольвинг достигла цели, ему было приятно видеть ее счастливой.
— Мне, вероятно, следовало бы стыдиться сознания,— Сказала миссис
Бэлмор, с удовольствием кушавшая свой завтрак,—что я не была особенно
смущена. Мне, кажется, нужно было кричать или упасть в обморок, чтобы все вы
забегали вокруг меня в живописных костюмах.
Но, когда прошло первое удивление, я, право, не могла довести себя до
паники. Призрак удалился со сцены мирно и спокойно, завершив свой небольшой
обход, и после того я снова заснула. Почти все слушали, вежливо принимая
рассказ мс Бэлмор за выдумку, великодушно преподнесенную в противовес
злостному видению мс Фишер-Сюймпкинс. Но один или двое из присутствующих
заметили, что утверждения ее носили искренний характер. Правда и
чистосердечие сквозили в каждом ее слове.
Правда и
чистосердечие сквозили в каждом ее слове. Даже насмехающийся над привидением
— если бы он был очень наблюдателен — должен был бы допустить, что она,
действительно, видела волшебного посетителя, хотя бы во сне. Вскоре
горничная м-с Бэлмор начала укладывать ее вещи. Через два часа должен был
прибыть автомобиль, чтобы отвезти гостью на станцию.
Когда Тиренс прогуливался по западной террасе, м-с Бэлмор подошла к
нему с конфиденциальным блескрм в глазах.
— Я не хотела рассказывать всем остальным,—сказала она,—но вам я
скажу. Мне кажется, вы некоторым образом за это ответственны. Вы знаете,
каким образом призрак разбудил меня вчера ночью?
— Он гремел цепями? — спросил Тиренс, — или стонал? Они обыкновенно
делают то или другое.
— Не знаете ли вы,—продолжала м-с Бэлмор с внезапной
непоследовательностью, — не похожа ли я на какую-нибудь родственницу вашего
беспокойного предка, капитана Кинсольвинга?
— Не думаю, — ответил Тиренс с чрезвычайно удивленным видом. —
Никогда не слыхал, чтобы которая-нибудь из них была известной красавицей.
— Тогда почему же это привидение поцеловало меня в чем я совершенно
уверена? — спросила мс Бэлмор. глядя серьезно в глаза молодого человека.
— Боже мой!—воскликнул Тиренс, широко раскрыв глаза от удивления.—
Не может быть, м-с Бэлмор! Неужели он, действительно, поцеловал вас?
— Я сказала «оно»,— поправила мс Бэлмор.— Надеюсь, что безличное
местоимение употреблено правильно.
— Но почему вы сказали, что я ответствен?
— Потому что вы — единственный живой мужской потомок духа.
— Понимаю! До третьего и четвертого колена! Но серьезно! Правда, вы
думаете, что он или оно—как вы..?
— Думаю, как всякий думает. Я спала и это разбудило меня: я в этом
почти уверена.
— Почти?
— Да, я проснулась как раз тогда. Неужели вы не понимаете, что я хочу
сказать? Когда что-нибудь внезапно разбудит вас, вы не совсем уверены:
видите ли это вы во сне, или на-яву, и все-таки вы знаете, что… боже мой,
Тиренс, неужели мне нужно анализировать самые элементарные ощущения, чтобы
удовлетворить ваш невероятно практический ум?
— Относительно поцелуев привидений,— сказал смиренно Тиренс,— Я
нуждаюсь в самом элементарном обучении. Я никогда не целовал духа. Какое
это..?
— Ощущение?— сказала м-с Бэлмор, с предумышленным, слегка насмешливым
ударением.— Если вы ищете знаний, то могу вам сказать, что это — смесь
материального с духовным.
— Должно быть,— сказал Тиренс, внезапно став серьезным,—это был сон
и нечто вроде галлюцинации. Никто в наше время не верит в духов. Если вы
рассказали эту историю по доброте сердечной, м-с Бэлмор, то не могу
выразить, как я признателен.
Если вы
рассказали эту историю по доброте сердечной, м-с Бэлмор, то не могу
выразить, как я признателен. Это совсем осчастливило мою мать. Ваш
революционный предок — изумительная идея.
М-с Бэлмор вздохнула.
— Моя участь общая Со всеми духовидцами,— покорно сказала она.— Моя
изумительная встреча с духом приписывается салату из омаров или обману. У
меня по крайней мере осталось от видения одно воспоминание— поцелуй из
невидимого мира. Вы не знаете, Тиренс, был ли капитан Кинсольвинг очень
смелым?
— Он, кажется, был убит при Иорктоуне, — сказал Тиренс, припоминая.
— Говорят, что он удрал со своей ротой после первого сражения.
— Мне кажется, он был робок,— рассеянно произнесла мс Бэлмор:— он
мог бы выдержать второй.
— Второй бой?—тупо спросил Тиренс.
— О чем же другом я могла бы говорить? Теперь мне пора собираться,
автомобиль будет здесь через час.
Какое прекрасное утро,— не правда ли, Тиренс?
По дороге на станцию мс Бэлмор вынула из саквояжа шелковый носовой
платок и загадочно взглянула на него. Затем завязала на нем несколько
крепких узелков и бросила его, в подходящую минуту, через скалу, вдоль
которой вилась дорога.
Тиренс, в своей комнате, отдавал приказания лакею Бруксу:
— Заверните весь этот хлам в пакет и отправьте по адресу, указанному
на этой карточке.
Это была карточка нью-йоркского костюмера. «Хлам» состоял из мужского
костюма XVIII века, белого атласа с серебряными пряжками, из белых шелковых
чулок и белых же лайковых туфель. Пудренный парик и шпага дополняли костюм.
— Поищите, Брукс, — немного тревожно прибавил Тиренс, — не найдете
ли вы шелковый платок с моей меткой в углу? Я, должно быть, обронил его
где-нибудь.