Другое дело, что делал он это, как писал об этом впоследствии фельдмаршал Манштейн, «на всякий случай». Поскольку, все еще не знал тогда окончательно, блефует Гитлер или нет. Если нет, то до какой степени обострения отношений с СССР он готов пойти? Готов ли он на полномасштабную войну? Или речь идет о демонстрации силы? О попытке путем ультиматумов добиться у Сталина уступок?
Например, возврата Бессарабии Румынии? Вывода советских войск из Литвы? Присоединения к державам Оси, наконец?
О такой возможности, кстати, его тоже предупреждали некоторые донесения советской разведки.
Во всем этом Сталину нужна была точная информация по самому главному вопросу.
Этот вопрос заключается в следующем.
Если Гитлер все же решился на нападение, то должна была быть определена его точная дата.
Знание ее ведь нужно не только (и даже, не столько) для того, чтобы быть готовым к отпору на военном уровне.
Одно только знание того факта, что эта дата точно определена, уже дает руководству государства сигнал о том, что противник действительно решился на полномасштабную войну.
Оно дает осознание неизбежности нападения.
Однако, надо признать, что немцы в 1941 году провели совершенно уникальную по масштабам операцию по дезориентации своего противника.
Дезинформацию целенаправленно Зорге (как и другим разведчикам) никто не подсовывал. Немецкое командование рассуждало и действовало просто. Оно понимало, что выявить всю советскую агентуру (чтобы подсовывать каждому конкретному агенту «дезу») невозможно. Поэтому они поступили просто. И гениально.
Они провели массированную и долговременную акцию слива этой дезинформации как можно более широкому кругу германских ответственных и не очень государственных служащих, чиновников и, главное, офицеров.
Пусть эти самые неизвестные советские агенты сами, в поте лица добывают у них эту дезинформацию.
Они и добывали.
Классический вброс дезинформации предусматривает разбавление подбрасываемой неправды полуправдой и — обязательно — правдивой информацией. Иначе, кто этой неправде поверит?
Эта истина ведома, естественно, не только нам с вами. Намного лучше нас о ней знают профессионалы.
Поэтому, когда в сообщении, наряду с правдивой информацией встречается очевидная несуразица, профессионал обязательно насторожится. По крайней мере, он просто обязан отнестись в таком случае ко всей информации, заключенном в этом сообщении, с подозрением.
На этом-то и сыграла немецкая разведка.
Попадающиеся в разведдонесениях по-настоящему ценные сведения были погребены под массой откровенного вымысла. Кстати, зачастую легко проверяемого. Как и было задумано.
Игра эта была проведена виртуозно и, безусловно, талантливо. Думаю, она еще не совсем и не всеми до конца оценена сегодня.
Именно отсюда происходит нервная реакция Сталина на донесения советской разведки. Не на то, что Гитлер вот-вот нападет. Это он уже знал и принимал во внимание, передвигая войска к границе.
Его реакция, судя по всему, была вызвана донесениями, полными противоречий о сроках немецкого нападения. Поскольку, действительно, сама эта разноголосица, когда назывались множество разных сроков (которые не сбывались), наводила на мысль о тонкой работе чьей-то разведки по вбросу дезинформации.
Ведь, и действительно. Сведения о точной дате нападения относятся к категории высшей степени секретности. Доступ к ним, до определенного момента, имеет строго ограниченный круг лиц. Попросту говоря, знать о нем могут считанные лица из самого высшего эшелона военно-политического руководства Германии.
А Сталин читает донесения разведки, и получается, что об этой дате (на самом деле, множестве дат), судачат на каждом углу каждой улицы чуть ли не всех европейских и азиатских столиц.
И, зная это, читать на протяжении многих месяцев, от многих советских разведчиков со всего мира (от Германии и до Японии) по нескольку вариантов сроков нападения Германии…
Кроме того, когда нам приводят те самые, действительно важные, данные от советских разведчиков, объективные историки обычно поступают таким образом.
Они оставляют для цитирования только те места, которые действительно потом подтвердились в ходе дальнейших событий. Или были близки к истине.
Те места, которые содержат сведения, которые не подтвердились, они не воспроизводят.
На самом деле, зачастую, те же самые разведсообщения, откуда объективные историки берут нужные им куски, содержат то, что потом не подтвердилось. Или что-то совсем уже несообразное. Естествено, эти несообразности историками просто опускаются.
Поскольку не вписываются в объективную картину, созданную объективными историками. И мешают объективному взгляду на проблему.
Таким образом, у читателей создается вполне объективная картина. Разведчик предупредил совершенно ясно и недвусмысленно. Кретин Сталин ему не поверил, отсюда и все беды.
На самом деле эта кажущаяся ясность и недвусмысленность разведсообщений создана усилиями объективных историков. Создавших объективную картину, полностью соответствующую их объективным представлениям о тогдашнем времени.