«Они вдвоем проводили много часов за политической полемикой, играя в шахматы, за завтраком, после ужина. Говорил, или кричал, в основном Зорге, а Отт слушал. В некоторых случаях присутствовала и я, и нельзя было не поразиться откровенностью Зорге. Однако в каком объеме Хельма Отт рассказывала своему мужу об убеждениях Зорге, я не знаю»[127].
Его открыто рекламируемое увлечение всем русским не волновало Отта до начала войны, когда высказывать подобные симпатии стало казаться еретичным. Эта Гарих-Шнайдер предполагает, что Зорге мог сказать Отту, что какое-то время жил в России, дабы посол не слишком изумлялся его взглядам…»
Собственно, из этого знания и становится понятной ремарка о «сдерживающем зевоту» германском дипломате и разведчике.
Непонятно другое. Непонятно, как генерал Отт мог доверять после этого Рихарду Зорге настолько беспредельно, что допустил его даже до шифральных таблиц посольства?
Как мог его знакомить с документами, которые не имел права показывать даже первому секретарю посольства?
Эта странность имеет неожиданное эхо совсем по другому поводу. Который делает её ещё более интригующей.
Хорошо. В Токио тесный круг близких друзей и знакомых Рихарда Зорге знали о всём вышесказанном то ли от самого Зорге, то ли от жены Отта.
Но откуда примерно о том же самом знали в Берлине?
Я имею в виду то место мемуаров шефа внешней политической разведки рейха Вальтера Шелленберга, где он коснулся Рихарда Зорге.
Летом 1940 года к Шелленбергу обратился глава Германского информационного бюро (ДНБ) фон Ритген по поводу одной весьма щекотливой ситуации.
В руки фон Ритгена попал донос на Зорге со стороны зарубежной организации НСДАП, где тому выражалось политическое недоверие.
Теперь будьте предельно внимательны.
Недоверие, выраженное в доносе, обосновывалось политическим прошлым Рихарда Зорге. Именно так недвусмысленно выразился в своих мемуарах Шелленберг. Других поводов для подозрений он не назвал.
Ритген давно знал Зорге, находился с ним в личной переписке, восхищался его способностями к глубокому аналитическому взгляду на политические процессы Востока. Кроме того, как следует из «Тюремных записок», Зорге был фактическим заместителем главы токийского отделения ДНБ Виссэ.
Ритген попросил Шелленберга взглянуть на досье Рихарда Зорге и сделать своё заключение по поводу этих подозрений.
Шелленберг затребовал себе документы на Зорге. По его описанию, это было даже не одно досье, а, как минимум, два. По крайней мере, он говорил о неких секретных делах, которые вели «3 и 4 ведомства». Другими словами, 3 и 4 Управления РСХА, СД и Гестапо.
Давайте почитаем, что именно Шелленберг там нашёл.
«…Если не было никаких доказательств, что Зорге был членом германской компартии, то не было сомнения в том, что он, по крайней мере, симпатизировал ей. Зорге, конечно, был в связи со множеством людей, которые известны нашей разведке как агенты Коминтерна, но он в то же время имел тесные связи с людьми из влиятельных кругов, и последние обычно защищали его от нежелательных слухов. В период между 1923 и 1928 годами Зорге был связан с немецкими националистами и крайними правыми кругами, и в то же время он держал связь с нац. социалистами. Таким образом, прошлое Зорге по тем делам, с которыми я познакомился, было довольно запутанным…»
Отметим пока всего одно обстоятельство.
Профессия журналиста прямо предусматривает установление и поддержание им самых разнообразных связей и знакомств с лицами разных взглядов и убеждений. Что подозрительного может быть в таких контактах для активно работающего журналиста?
Правые, левые, троцкисты, либералы, националисты, технократы, масоны, иезуиты…
Конечно, сам Шелленберг это понимал. Должен был понимать.
Тем не менее, на основании совершенно неубедительной информации (в том виде, как это представил Шелленберг), он пришёл к совершенно непонятному выводу.
«…Когда я беседовал с Ритгеном о возможных посторонних связях с Зорге, он высказал следующее мнение: если он даже на самом деле связан с иностранными разведками, мы должны найти средства и способы, с одной стороны, обезопасить себя, с другой — извлечь пользу из знаний Зорге. В конце концов я обещал Ритгену в дальнейшем защитить Зорге от нападок партийного руководства, е сли он согласится, наряду со своей журналистской деятельностью выполнять и наши задания. Он должен будет сообщать нашей разведке время от времени информацию о Японии, Китае и Советском Союзе; при этом я предоставил Ритгену самому подумать о том, каким образом наладить передачу информации.
Когда я сообщил об этом Гейдриху, он одобрил мой план, но с условием, что за Зорге будет немедленно установлено наблюдение. Гейдрих был настроен скептически и учитывал возможность того, что Зорге может снабжать нас дезинформацией…»
Шелленберг и Ритген после прочтения досье совершенно отчётливо выразили своё подозрение в связях Рихарда Зорге с какой-то из разведок.
Между тем, основание к этому, приведённое Шелленбергом, совершенно неубедительно. Для подозрений в связях с разведкой должны были быть основания, намного более веские, чем разнообразие связей успешного журналиста.