Это, кстати, не изобретение Сталина.

Это обычная практика спецслужб всего мира.

Так вот.

С конца 1929 года Рихард Зорге для ОГПУ (а затем НКВД) должен был попросту исчезнуть. «Убыл в распоряжение ЦК ВКП(б)» — и всё.

Вся его деятельность на поприще разведки стала для ОГПУ — НКВД с этого момента неизвестной. С этого момента вся информация о нём, в том числе, и негативного характера, должна была оседать строго в одном ведомстве — Разведывательном Управлении Генштаба (знаю, что так он назывался с 1935 года, знаю, что само РУ называлось и подчинялось РККА в разные годы по-разному, но предпочитаю называть этот орган для простоты именно так).

В Разведывательном Управлении для этого имелись свои люди, которые занимались чистотой рядов своей службы.

В стенах же НКВД имя Зорге могло всплыть, например, на допросе очередного «врага народа». Пример этого мы видели в справке Колганова. Там упоминалось, что полковник Петров присутствовал на допросе в НКВД офицера РУ Сироткина, который «признался», что выдал японской разведке, среди прочих, и резидентуру Зорге.

Но простите, получается, что Рихард Зорге здесь фигурирует не как предатель. Он здесь оказывается в роли жертвы предательства.

Да, конечно.

После таких признаний группа Зорге неизбежно попадала под подозрение, как «работающая под контролем» враждебных спецслужб.

У Разведуправления после таких признаний могло быть недоверие к информации Зорге. Могли быть сомнения, подозрения. Потому что они работали с этой самой информацией. И обязаны были иметь своё мнение по поводу её достоверности.

Но у НКВД-то, простите, какие претензии к Зорге? И, главное, откуда?

Поэтому, когда я то и дело слышу истории о том, что НКВД в чём-то там подозревал Рихарда Зорге (и, соответственно, собирался с ним расправиться), всё мне становится ясным. Очередной горячий и искренний, но совершенно гуманитарный лепет.

И ещё один штрих ко всей этой коллизии. В процессе этого лепета, как правило забывается, что ситуация, возникшая в 1937 году и описанная в справке Колганова, тогда же и закончилась. К 1941 году прошло четыре года. Всё это время от Зорге шла информация. Разная информация. От пустой и малоценной до сверхважной.

Но за все эти годы в Москве не получили ни одной шифровки, которую можно было бы расценить как инспирированную японской контрразведкой.

Период кануна войны и взаимоотношения с немецкой разведкой я здесь пока специально не трогаю — о тамошней ситуации пойдёт речь впереди, обстоятельно и специально.

В Москве не могли не понимать, что никто так долго в такое горячее время не будет держать «про запас» раскрытую разведгруппу противника. Если бы она действительно была раскрыта, её за это время обязательно должны были попытаться хоть раз использовать.

А её совершенно очевидно не использовали. Это можно утверждать совершенно определённо, потому что её работу всё это время рассматривали в Москве под лупой.

Поэтому с течением времени должны были усиливаться и сомнения по поводу показаний того же Сироткина. А не мог ли «враг народа» всё это специально выдумать? Ну, хотя бы для того, чтобы бросить тень на нормально работающую резидентуру?

Не могли, также в Разведупре (хотя бы в силу ведомственного антагонизма) исключать и того, что данные Сироткиным показания являются служебным ляпом НКВД. Вызванным излишним усердием в выбивании из него показаний.

Обратите внимание.

В «Справке Сироткина», приведённой А. Фесюном, упоминалось о том, что в Разведупре было две группы сотрудников. Одни скорее доверяли Зорге. Другие Зорге скорее не доверяли. Иными словами, сомневались.

Сомневались, заметьте. Но не недоверяли огульно.

Это же, я думаю, вполне могли понимать и на самом верху. Прекрасно представляя, какими методами добывались обычно такие показания. Поскольку сами поощряли применение таких методов.

Теперь обещанное доказательство.

Состоит оно всего в одном, но весьма красноречивом документе, также опубликованном в работе А.Фесюна.

Целиком этот документ мы подробно разберём несколько позже. А сейчас отрывок из него:

«…Документ N 181

СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНО

ИККИ

товарищу ДИМИТРОВУ

В дополнение нашего N 1/4/33 от 7/1-1942 года сообщено, что один из арестованных немцев в Токио некий ЗОРГЕ (ХОРГЕ) показал, что он является членом коммунистической партии с 1919 года, в партию вступил в Гамбурге…»

И подпись:

«…(ФИТИН) 14 января 1942 г.[165]…»

Итак.

В январе 1942 года начальник Иностранного отдела НКВД СССР комиссар госбезопасности третьего ранга Павел Фитин направил в Коминтерн, на имя Георгия Димитрова, запрос с просьбой предоставить в НКВД любые сведения об арестованном в Токио немецком журналисте Зорге или Хорхе, который называет себя советским разведчиком и бывшим работником ИККИ.

Из этого письма мы можем понять одно довольно забавное обстоятельство.

В НКВД не то что компромат на Зорге, имя-то его с трудом, но так и не вспомнили.

При этом надо отчётливо представлять себе следующее обстоятельство.

Прежде чем запрашивать кого — либо, любой орган в СССР всегда и в обязательном порядке предварительно проверял запрашиваемые сведения сначала по своим собственным учётам и картотекам. Иначе впоследствии мог получиться несусветный ведомственный конфуз: у самих всё лежало под носом, а сами искали неизвестно где.